Оторва. Книга пятая (СИ) - Ортензия
— Выбрось, — голос у Иннокентия Эдуардовича слегка дрогнул.
Выбросить? Мои вещи? Да они совсем охренели. Потрошили рюкзак, чтобы выбросить?
Опустила глаза, только сейчас обратив внимание на горлышко от бутылки, которую сжимала в руке, будто декоративную розу. Она, купаясь в лучах солнца, переливалась всеми цветами радуги и выглядела зловеще.
Зачем она у меня в руке? Раскрыла ладонь, и горлышко с глухим стуком упало на резиновый коврик.
Взяла в руки белую блузку и, развернув отпечаток туфли, так, чтобы Иннокентий Эдуардович увидел его, повторила:
— Зачем? Это новая вещь. Зачем разбрасывать и топтать чужие вещи?
— Потому что у тебя в рюкзаке вино и мы должны были пресечь распитие спиртных напитков, — мымра осмелев, после того как я выбросила розочку выступила вперёд.
Так это она её боялась. Что полосну ей по горлу? Совсем белены объелась? И Иннокентий Эдуардович так подумал?
Вернулась к вопросу пытаясь осмыслить.
— Что у меня в рюкзаке? — Мне показалось, что я ослышалась. — Вы вообще в своём уме?
— Есть свидетели, — ухмыльнулась мымра, — и видели как вы пили вдвоём.
— Ах, видели, — я кивнула, — отлично. Давайте поедем в медицинский центр. Пусть возьмут анализы. А то ваш голословный бред уже на уши давит. Напоминаете мне Колина Пауэлла, идиота, который тряс пробиркой в ООН, доказывая, что у Ирака есть ядерное оружие, а потом туда вторглись США и уничтожили несколько миллионов мирных жителей. Свидетели у неё есть. Ну так покажите мне этих свидетелей. Кто видел? Пусть встанет и заявит об этом прямо. И я смело назову его лжецом!
Я замолчала, увидев, что у Иннокентия Эдуардовича пошёл мозговой процесс. Вот же. Колин Пауэлл пока всего лишь зелёный юнец и у него ещё трясучка не выросла, а США ещё не вторгались в Ирак. И пока НВПэшник пытался сообразить, о чём это я вообще, громко заявила:
— Давайте, где водитель. Поехали к докторам, получим справку, а оттуда в милицию. Напишу заявление о порче вещей.
И сама обалдела от того что предложила. Пиво! Время распада в крови 0.5 литра пива у мужчин — 2 часа, а у женщин — 24. А в организме Бурундуковой, может быть, ещё сутки будет бродить. Почувствовала, как глаза заметались в разные стороны. Если сейчас все согласятся ехать и брать кровь на анализ — полный кринж. Тогда уже точно никогда, ничего не докажу.
— Иннокентий Эдуардович, — грянул на весь салон густой бас, — какая больница, какая милиция? У нас, между прочим, плановый рейс. И опаздываем уже, минимум на три часа. А мне вас не только до Симферополя везти. Ещё помыть автобус и в 18.20 у меня рейсовый из Алушты. Вы меня под монастырь хотите подвести? Давайте решайте полюбовно и поедемте.
Подумала, при других обстоятельствах, беременного бурундука обязательно расцеловала, но пока, требовалось держать мину.
— Какая порча вещей, — взъелась мымра, — просто слегка запачкалась и никто не виноват. Постираешь, и будет как новенькая.
— Вот именно, как новенькая. А вот именно новой уже не будет — никогда. Давайте вам пиджак порвём и зашьём белыми нитками и будете так ходить. Понравится?
— Что⁉ — Глаза у мымры едва не выпали из глазниц.
Смотреть, любо-дорого.
— Прекратите! — прорезался голос у Иннокентия Эдуардовича, — немедленно прекратите! Ольга Павловна, я вас, кажется, о чём-то попросил. А ты, Бурундуковая, не устроила бы катание в нетрезвом виде на ворованном мотоцикле, не было бы и этого инцидента.
Я едва не потеряла дар речи.
— Какого катания? Вы совсем рехнулись?
— Ева!
— Что, Ева? Иннокентий Эдуардович, как вообще такое в голову могло прийти? Мне, казалось, что вы умный человек и в подобную ересь уж точно не поверите.
— Всё дело в том, Ева, что Ольга Павловна предоставила мне, убедительные доказательства. И не нужно отрицать очевидное.
Очевидное? Нашёлся капитан Очевидность. Мне показалось, ещё мгновение и я задохнусь. Горло сдавило примерно так, как тогда, у родника, когда маньяк, накинув мне на шею удавку, тащил по траве.
— Убедительные доказательства? — Прорычала я откашлявшись. — Какие? Может быть медицинский акт? Или протокол из милицейского участка о моих хулиганских действиях? Замечательно, предъявите их и все будут довольны.
— Ты прекрасно знаешь, — перебил мой спич НВПэшник, — что подобные документы имеются, но в силу независящих от меня причин, я не могу этого сделать сейчас. Однако по прибытии в Кишинёв мы разберёмся.
Удар ниже пояса. По прибытии в Кишинёв они разберутся, а до тех пор что? Я буду изгоем? Можно представить какую бурную деятельность разведёт мымра после такой поддержки, да вовек не отмыться.
Ещё и эта старая идиотка встала в позу, уперев руки в бока с самодовольной улыбкой. И взгляды школяров-комсомольцев, возмутительные с ноткой презрения.
В принципе, мне было плевать. Подхватить рюкзак, выйти из автобуса и пошли они все в жопу, вот только одна маленькая заковырка. Что делать с Люсей. Весь злобный замысел мымры выплеснется на неё. Доведут до истерики, ещё ни дай Бог, руки на себя наложит от таких страстей.
Что делать? Извечный вопрос.
— Возьми у водителя веник и убери осколки, — донёсся до меня голос Иннокентия Эдуардовича.
Ага. Сщаз.
— Сами заварили кашу, сами и убирайте.
— Бурундуковая, — заорала мымра, — как ты разговариваешь?
— Да идите вы все, — едва матом не послала. Перебрала в уме несколько вариантов и вспомнив девочку из «Мимино», добавила, — колбаской, по Малой Спасской.
И началось. Со всех сторон полетели возмущённые возгласы, поэтому тихий писк Люси едва не пропустила.
— Но ведь это неправда, это совсем не правда, — она брякнула ведро на осколки.
Обожаю этот звук, железом по стеклу. Зря Высоцкому не нравилось. Этот скрежет, хруст, заставляет мозг остро реагировать, потому что вся суть человека заточена на выживание.
И как ни тихо прозвучали слова Люси, все услышали и с удивлением уставились на девчонку.
Глупая затея. В данной ситуации даже медаль не помогла бы. Теперь, когда мымра перетащила на свою сторону НВПэшника. И точно. Англичанка тут же перевела весь огонь своих бастионов на подружку.
— Слободкина, ты кого защищать собралась? Сама без двух минут уже не комсомолка! И туда же, в петлю лезешь.
Но на удивление Люся пропустила ор мымры мимо и заговорила ещё громче:
— Иннокентий Эдуардович, это всё неправда. Выслушайте меня. Я всё расскажу, как было. Я там была, я всё видела. У меня есть доказательства.
— Хватит, — мымра рявкнула на весь автобус так, что у Люси должна была застыть кровь в жилах, но на удивление девчонка вновь не обратила на её крик внимания, и продолжила тараторить своё.
— У меня есть доказательства. С собой. Давайте вы посмотрите и убедитесь, что это неправда.
— Какие доказательства? — заинтересовался Иннокентий Эдуардович, но мымра опять перебила.
— Хватит нам ваших доказательств, убирайте автобус и пора ехать.
Только вздохнуть и оставалось. И куда влезла, спрашивается? Взять бы её сейчас за руку и потащить по переулкам подальше.
— Газета, — почти выкрикнула Люся, — у меня с собой газета. Мама, когда увидела статью в «Молодёжь Молдавии», купила десять газет и одна в чемодане лежит. Я забыла про неё, а сейчас вспомнила. Там всё написано. Про танцы, про милицию, про то, как Ева боролась с бандитом, как он в неё стрелял! Как её наградили. И даже фотография пули, которой она была ранена!
Бинго! Если бы сейчас автобус захватили террористы, это не произвело такого колоссального эффекта.
Чёрт меня подери. А я и не знала, что бедолага журналист после всех моих выкрутасов всё ж таки напечатал фотографии и статью тиснул. На его месте, я бы этого делать не стала. Ну ладно на кладбище, там я твёрдо стояла на своём. Не была, не видела, ничего не знаю. Но после того как я ему едва палец не сломала в коридоре и фотоаппарат чудом не разбила, быть таким великодушным. Сазонов старший провёл с нами разъяснительную беседу и я прилюдно покаялась в непреднамеренном поступке и Масленников Виктор Сергеевич, вроде простил, хоть и сидел скривившись, угрюмо потирая палец. Мои героические действия его особо не успокоили, а вот предъявленная пуля возымела действие. Он даже сфотографировал моё обнажённое плечо, но сразу заявил, что эту фотографию не пропустят, потому как выглядит слишком вызывающе из-за моих выпуклостей, а в обрезанном виде не будет иметь никакого эффекта.
