Мир сошел с ума (СИ) - Greko

— Жуткое пойло, — прокомментировал он. — Пишут, что оно погубило Францию. А мне нравится.

У меня было что сказать по этому поводу. В будущем найдутся умники, доказавшие, что запрет абсента был основан на неверных медицинских экспериментах, и напиток вернется в бары, хоть и лишившись былой популярности. Даже в мой родной Урюпинск.

— Ты правильно сделал, что бутылку заказал. Абсент не более вреден, чем анисовая водка. Мир не он губит, а его фальсификат, а и не он виновен в алкоголизме французов, а их пристрастие к крепким напиткам в ущерб вину.

— Подделки? — догадался Федор, о чем я сказал. — Ну, что ж, приступим…

Он махнул официанту, но тот передал бразды правления дюймовочкам. Девушки захлопотали: одна водрузила кусочки сахара на специальные ложки, другая стала поливать их абсентом, наполняя сосуды изумрудной жидкостью. Разлила четко по линии, разделяющей два полушария, маленького и большого, из которых состоял бокал. Я ждал, что вспыхнет спичка, загорится сахар, распространяя аромат жженой карамели. Но нет, бокалы были установлены под краниками — из них медленно стала капать ледяная вода, постепенно меняя цвет напитка на желто-белый. Запах разнотравья прорвался сквозь анис, забивавший весь букет.

— Ну, вздрогнем, брат? — предложил Шаляпин, когда абсент был разбавлен в пропорции один к четырем.

— Вздрогнем! — согласился я.

И мы вздрогнули. И не один раз. Под бодрые куплеты со сцены, которых мы не понимали, но которые вызывали пароксизмы хохота у зрителей.

Когда бутылка опустела наполовину, маэстро потянуло поплакаться в жилетку.

— Жизнь я, Васька, прожил суровую. Христарадничал, чуть не помер от голода в Тифлисе, в этом гастрономическом раю, скитался по свету, бродяги меня признали своим. На всю жизнь за мной закрепилось амплуа хулигана, дебошира и хама, несмотря на мировой успех…

Конферансье не дал ему продолжить:

— Мадам и месье! Только сегодня и только у нас! Знаменитый танец-апаш, который стал столь популярен, что включен в культурную программу посещения Парижа русскими герцогами!

— Это они так наших великих князей из дома Романовых называют, — пояснил мне Шаляпин. — Погоди-ка! Я не ослышался? Снова апаши? Танец подонков? Совсем сдурели? Этак у нас в моду войдет танец питерских хулиганов! Знаком с такими?

— Было дело, — признался я. — Наваляли мне как-то раз.

Свет в зале приглушили. На сцене появились двое — мужчина в знакомом наряде, изображавший сутенера, и женщина, отыгрывавшая роль проститутки. Партнер принялся всячески издеваться над своей дамой — давал ей пощечины, таскал за волосы, подбрасывал в воздух как куклу, угрожал ей ножом…

— Удивительно, — вдруг вырвалось у Шаляпина. — При всей мерзкой грубости я не чувствую ни капли вульгарности. Все естественно — буря низменных страстей.

Сперва шокированный и выведенный из себя этим примитивом, я взглянул на творившееся на сцене другими глазами. И мне открылось неожиданное: многие па напоминали фигуры рок-н-ролла, а верчение мужчиной женщины в воздухе — танцы на льду! Но только не финал: «сутенер» резко бросил «проститутку» на пол, и она, пролетев несколько метров, распласталась на сцене, то ли имитируя, то ли действительно потеряв сознание.

— Перебор! — прокомментировал Шаляпин. — Но в целом в этом что-то есть. Нужно показать это Нижинскому, он сейчас в поиске новых форм выразительности и пластики (4).

Я не стал уточнять, о ком говорил Федор. Мне требовалось срочно выпить.

… Штормило. Снова «Летучая»? Нет, я просто надрался. Это не палуба круизной яхты качалась под ногами, а бутыль абсента, которую мы уговорили, во мне играла.

Шаляпин был не лучше. Буквально в полшажочке от «ты меня уважаешь».

— Федя! Держись, брат. Нам нужно подняться наверх, найти фиакр и добраться до моего дома.

— Добрейшая ты душа, Васька! Что б мне для тебя сделать? Отдал бы тебе свою шубу — у тебя пальто порезано. Да мне в Берлин нужно ехать, а там хооолодно…

— Не нужна мне твоя шуба! В Калифорнии тепло, там апельсины…

— Логично! Но как же мне тебя отблагодарить?

Я замер на ступеньках, мучительно морща лоб в поисках ответа.

— Придумал! Моди напишет мне твой портрет, и через годы я озолочусь!

— Увы, у меня нет времени позировать…

— О, ты не знаешь Моди! Он все нарисует, пока ты будешь завтракать. Где бы найти нам Моди?

— Не знаю, кто такой Моди, но думаю, что он спит. Глубокая ночь на дворе.

— О, ты не знаешь Амедео! Ночь — его стихия! Хотя ты прав. Нужно поехать в отель и выспаться. А утром все организуем.

— Неловко перед твоей женой…

— Ты просто не видел ее. Она ангел. А я свинья. Напился. Едем!

Наемный фиакр доставил нас быстро и без приключений. Поднялись наверх под тревожными взглядами ночного портье. Оля открыла дверь сразу.

— Васечка, ты пьян⁈ — всплеснула она руками.

— В дрова! Познакомься! Это Шаляпин. Федя. Кажется, Михалыч…

— Иванович! — поправил меня певец. — Мадам! Мои извинения…

— Что ж вы стоите⁈ — всплеснула руками Оля. — Проходите, мойтесь и быстро спать. Я сейчас прикажу постелить в гостиной. Но что же мне с вами делать утром? Вы же будете страдать!

— Такая молодая и такая понимающая! — восхитился Шаляпин. — Васька, ты прав — она ангел.

— Оля! Ты ангел! Запомни это. Федя сказал! А он не хухры-мухры! Маэстро! Гений!

— Я знаю, кто такой Шаляпин, — рассердилась Оля, но тут же сменила гнев на милость. — Васечка, как вам утром здоровье поправить?

— Сгодится огуречный рассол, — ответил я, не задумываясь и даже не задавшись мыслью о том, где моя бедная жена найдет традиционное русское средство для опохмела в самом сердце Франции.

(1) Свое лепту внесли и политики. Паразитируя на теме опасности апашей для общества и даже преувеличивая ее, они защитили применение смертной казни во Франции.

(2) Рост Шаляпина составлял 195 см.

(3) Выдающийся куплетист и мим, звезда казино «Монпарнас». Когда началась Великая война, ему запретили выступать, опасаясь антимилитаристских песен. Но он вдруг превратился в шовиниста, поборника победы, заявив: «Всю свою жизнь я защищал несчастных, теперь же буду защищать всю Францию, ибо она вся несчастна!»

(4) Вацлав Нижинский — танцовщик и хореограф, любовник С. П. Дягилева, антрепренера знаменитых «Русских сезонов» в Париже. В начале 1912 года артист отчаянно экспериментировал в преддверии нового сезона — результатом стал его первый балет «Послеполуденный отдых фавна», непонятный парижской публикой и освистанный за эротическую финальную сцену.

Глава 8

Завтрак трех искусств и идеальный силуэт

— Васечка, я старалась, — немного плаксиво и как будто оправдываясь, сообщила мне Оля, когда я продрал глаза.

Я ничего не понял, быстро совершил нужные водные процедуры, чмокнул жену в щечку и осторожно заглянул в дверь гостиной, откуда слышались оживленные мужские голоса. В глазах зарябило. Нет, не от гостей, а от кулинарного изобилия, царящего на столе.

Чего там только не было. Яичницы кокетливо строили мне глазки, эвересты из круассанов и булочек с корицей требовали позабыть о размерах талии, гусиные паштеты дерзко хвалились украшениями из трюфеля и жилированных фруктов, сосиссоны умоляли «съешь меня!», им вторили жамбоны и прочие вкусности, кои следует непременно называть с носовым «н» на конце. С этаким французским шиком или по-нашему. по-нижегородски — ботильон авек помпон!

Между утренних континентальных роскошеств, как бедный родственник на свадьбе богатой тетушки, застыл английский завтрак — сосиски, жареный бекон и… Старую вражду между любителями лягушек и росбифа французские повара выразили лишь в одном блюде — в подозрительного вида фасоли в луково-томатном соусе. По-моему, ими двигала насмешка, а не вдохновляющая любовь к высокой кухне.

Все остальное было безупречно. В том числе, разного рода графинчики, бутылки и кувшины с прохладительными напитками. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе, укрепленного доброй порцией свежайших сливок, и чуть-чуть попахивало коньячком.