Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

- Я здесь чужой, батюшка Николай, - с грустной улыбкой развел я руками. – Уклад у всех свой, и здешнего я покуда не выучил. Ежели уважаемые мастера говорят, что на сегодня довольно, значит так оно поди и есть.

- Не так! – рявкнул он. – У-у-у! – от избытка эмоций погрозил на мастеровых кулаком. – Насели как два коршуна на цыпленка! – сделал полностью правильный вывод с поправкой на то, что делаю я одно, а думаю – другое. – На сироту-то!

- То Ярослав все, батюшка Николай, - сдал подельника Василий. – И потом – мне здесь работы нет, образ-то я сложил.

- А коли здесь работы нет, что ж ты аки пес бездомный на солнышке греешься да в кувшинчик метишь? – ласково спросил его батюшка келарь. – Ступай к батюшке Юрию, скажи как все было, он тебе работу живо найдет.

Поежившись – видимо та еще работка будет – Василий с очевидным сожалением ушел через калитку.

- Изгнан из Рая, - не удержался я.

Ярослав мощно гоготнул и испуганно закрыл рот ладонями.

- Не богохульствуй! – велел мне Николай.

- Простите, батюшка Николай, - виновато поклонился я.

- Больше мальца не порть! – грозно наказал келарь Ярославу. – Сколько там «утрясаться» должно? – посмотрел на меня.

- Раствора вашего не ведаю, батюшка, - признался я. – Смотреть надо, но не менее четырех дней. Но не в таком виде «утрясаться» должно, - честно указал на песочный круг.

- Доделать, и еще три окромя этой соорудить! Времени вам даю до заката!

Батюшка келарь отобрал у каменщика кувшинчик, раздраженно одернул рясу и направился к калитке, обратившись за помощью к начальству:

- Господи, помоги им, лентяям косоруким, и пошли мне терпения…

- Василий надобен, батюшка келарь, - чуть не плача попросил каменщик. – С деревом работать надобно, для основы-то…

- Господи, пошли мне терпения, - едва заметно вздрогнув плечами, взмолился Николай с утроенной силой и ушел.

- Ну что, Ваську отмазали, но придется потрудиться во Славу Божию, - подвел итог Ярослав. – Молодец, Гелий, - неожиданно хлопнул по плечу. – Не робей и дальше, робких ногами топчут.

- Спасибо, Ярослав, я запомню, - пообещал я.

Получив втык от начальства, каменщик преобразился и развил бурную деятельность. «Секретность» была упразднена, и в закуток набились все и сразу. Спустя один выкопанный «круг» к нам пришел Василий, и до самой Вечерни и одновременно до окончания работ по заливке фундаментов (а чего там успевать-то, если не придуриваться?) демонстрировал мне свой поганый характер, и Ярославу стоило немалых усилий сводить время от времени набирающий обороты конфликт на нет: я терпеть не хочу, поэтому охотно огрызался.

Ничего личного – просто молод я еще.

Глава 8

Двенадцатого июля, на девятый день своего пребывания в монастыре я понял, что привык подниматься с соломенного тюфяка до солнышка и ложиться с ним. Привык к размеренной, расписанной по часам жизни монастыря. Привык к населяющим его людям, от начальства до трудников. Привык к запахам, звукам, тесным коридорам, полумраку келий, столовых и храма. Привык к своему нехитрому утреннему «моциону», и даже рискнул покуситься на третий круг. Не спешил – за мной ведь шагал вихрастый, русоволосый, десятилетний кареглазый тощий пацан в многократно латанных и перешитых из переставших годиться взрослым дерюг лохмотьях и убитых до заткнутых травою дырок в лаптях.

Третий день ходит. Сначала мальчишек было трое, потом – двое, а теперь остался один Федор. Приятный момент – это относится только к полному утреннему циклу, а чистить зубы регулярно приходят по пять-восемь мальчишек. Полагаю, просто от нечего делать или потому что нравится.

Никодим псом неприкаянным вокруг меня каждое утро кружит, вынюхать нехорошее пытается. Я не понимаю, чего он на меня взъелся, но мне оно и не надо – ежели наговаривать лишнего станет, батюшка келарь ему живо напомнит о вреде лжесвидетельства.

Закончив «моцион» пораньше, я задал Федору ключевой в его судьбе вопрос:

- Пойдешь ко мне в помощники, Федька?

- Пойду, дядюшка Гелий, - сразу же ответил он, отчего-то помрачнел, отвел глаза и добавил. – Только тебе бы лучше Гришку взять, он и стирать умеет, и четыре буквицы уж выучил, и цифири складывать могет. Да он и старше, почитай мужик уже.

Честный какой. Впрочем, иного от ребенка и ждать было странно – потом, когда подрастет, врать научится, а пока вот так.

- Может и возьму, - пожал я плечами. – Давай так – будешь делать, что велено, а я тебя за это буду кормить, одевать да грамоте учить. Справно работать станешь – в уважаемые люди тебя выведу. Будешь плошать – выгоню и возьму Гришку.

Вот так ценные уроки и получают – вроде бы от чистого сердца Федька мне другого кадра посоветовал, реально как лучше для меня хотел, но теперь отчаянно жалеет: вон рожица какая напуганная. В следующий раз, если судьба подкинет ему похожую возможность, так поступать уже не станет: напротив, будет изо всех сил себя рекомендовать. Дождавшись, пока на смену страху придет решимость не «выгнаться», я велел:

- За мной ступай.

Я в упорстве паренька уверился еще вчера, поэтому загодя договорился с послушниками-ткачами. Дело им предстояло посложнее пареной репы, но именно пятком увесистых корнеплодов, чисто по кулинарной традиции спертых мной с кухни я с отвечающим за не-духовные шмотки послушником Андреем и рассчитался, добавив к ним мелкую «денгу». Изготовить Федьке новую «робу» портной бы физически не успел, потому что ночью здесь спят все кроме «дежурных», но «зайти с утречка» он вчера просил уверенно.

Пнув бросившегося на меня, известного на весь монастырь своей бесполезной отвагой петуха, я проигнорировал его возмущенное квохтанье и продолжил знакомиться с пацаном:

- Ты откуда сам?

- Под Калугою жили, дядька Гелий. В деревне на тридцать дворов. Крымчаки крепостицу ближнюю сожгли, воинов всех перебили, а потом и до нас добрались… - голос Федора затих, и он замолчал.

Такой вот нынче мир вокруг. А ведь когда-то, многие века спустя, потомки вот этих вот кочевых разбойников, убийц и работорговцев будут рассказывать про уникальную культуру и величайшие научно-технические достижения, которые злые колонизаторы-русаки приписали себе, а самих кочевников принялись нагло эксплуатировать, отбирая лошадей и переселяя из юрты в благоустроенные квартиры, да заставляя ходить в школу и