Жрец Хаоса. Книга V - М. Борзых

Отложив мысли об Угаровых в сторону вместе с соответствующей папкой, глава Ордена придвинул к себе папочку с фамилией Тенишевых. Скомпрометировать этот род сейчас было проще простого: нужно было лишь спровоцировать выплеск тьмы у одного старого мурзы, который уже давно находился на грани поглощения тьмой, хоть и пока ещё с успехом боролся.
«Что ж, мы поможем тебе сделать этот шаг, чтобы окончательно дискредитировать ещё один род и ещё одну первостихию».
Глава 6
Мурза рода Тенишевых медленно скидывал с себя верхнюю одежду. Сперва снял широкий пояс, потом брюки свободного кроя, больше похожие на шаровары, потом расстегнул пуговицы на удлинённом жакете. Затем последовала рубашка и даже портки. Обувь слетела ещё раньше, как и перчатки, шейный платок, чалма и прочее. Оставаясь обнажённым на границе света и тени, Латиф Сафарович морально готовился к очередной экзекуции. Но выбирать не приходилось: либо так тренируешь силу воли и сдерживаешь поглощение себя Тьмой, либо перешагиваешь порог, становишься архимагом, уничтожаешь что-либо дорогое и родное сердцу, а то и вовсе можешь стать предателем и изменником родины, если взгляд исчадия Тьмы обратится в сторону столицы.
Граница света и тьмы была чётко очерчена. Полдень — то время, когда у человека самая маленькая тень, а у тенеманта самая низкая защиты первостихии. Именно этот момент выбирал Латиф Сафарович для того, чтобы встать под летнее солнце и позволить ему жарить и выгрызать, отвоёвывая по миллиметру ауру у тьмы.
Взглянув на открытые часы на золотой цепочке, Латиф Сафарович отсчитывал последние секунды, чтобы сделать шаг. В это время все домашние Тенишевых знали, что главу рода не стоит беспокоить; никто не показывал носа из резиденции, опасаясь вмешаться в тренировки мурзы и тем самым навлечь на себя гнев.
Стоило минутной, секундной и часовой стрелкам соединиться в единое целое, Латиф Сафарович сделал шаг под полуденное солнце.
Описать боль от соприкосновения извечных антагонистичных стихий невозможно. Можно было бы сравнить это с горением, с варкой в кипятке или же с медленной обжаркой до хрустящей корочки, но это всё — лишь поверхностные ощущения, скудные ощущения нервных окончаний, передаваемые в мозг. То, что чувствовал сейчас Латиф Сафарович, даже близко не могло сравниться с привычной болью. Он чувствовал, как лучи света по миллиметру, по микрону проникают внутрь его тела, уничтожая извечную первостихию. Его тень буквально пузырилась, словно вскипала на солнце.
Один единственный шаг дался мурзе Тенишевых неимоверной болью; закусив губу до крови, он терпел. Раньше он мог выстоять в полдень что-то около часа, затем срок сократился до получаса. Но чем сильнее Латиф Сафарович становился, чем выше становился его ранг, тем сильнее сокращалось время нахождения на солнце. И сейчас, вплотную подойдя к рангу архимага, Латиф Сафарович в уме отсчитывал символические удары набата колокола в голове, возвещающего о каждой секунде, проведённой в агонии. Где-то на уровне пятнадцати секунд он уже практически терял сознание. С трудом удержавшись до восемнадцатой секунды, он рухнул на землю.
«Нет! Слишком быстро! Нет! — билась пленённой птицей в силках страшная мысль. — Не так быстро! У меня ещё было время! Почему?..»
И в этот миг из теневого коридора рванулась тьма и щупальцами захватила тело мурзы Тенишевых, утаскивая его в безопасность. Это Митрий Сафарович, младший брат мурзы, посмел ослушаться приказа и спас брата.
* * *
Что есть слухи? Инструмент, пусть ненадёжный и неизмеримый, но в то же время работающий не хуже, распространяющегося лесного пожара. Если их оседлать и подчинить себе, они могут принести как много пользы, так и много вреда. И если до этого я лично распространял слухи, улучшающие репутацию семьи Угаровых, то сейчас каким-то совершенно невообразимым образом слухи распространялись без моего участия.
А всё началось с того, что на следующий день после визита стариков из клана Волошиных мне позвонил Тенишев. Голос Латифа Сафаровича звучал приглушённо и с некой хрипотцой, будто бы он цедил сквозь зубы слова или терпел невыносимую боль, пытаясь её скрыть за определённой бравадой. Но при этом голос его всё равно срывался и перемежался не то с кашлем, не то тяжёлыми вздохами.
— Юрий Викторович, вы подумали над моим предложением? — сразу с места в карьер, с паузами, произнёс мурза.
— Подумал, — не стал кривить я душой. — И ответ свой дам, только если вы честно ответите мне на один вопрос.
— К-как-кой? — слегка заикаясь, поинтересовался Латиф Сафарович.
— Исходя из ваших целей, — я максимально обтекаемо пытался задать вопрос, чтобы не подставлять Тенишева перед его первостихией, — почему бы не воспользоваться помощью той же принцессы Анхальт-Цербстской? Уж простите за практичность, принудить её к близости — не такая большая проблема и не такая уж большая цена для того, чтобы обеспечить себе и роду грядущую безопасность. Если опять сошлётесь на то, что это вопрос чести, я не поверю! Благополучие рода — та цель, которая оправдывает многие средства.
Я умолк, оставляя ответ на усмотрение самого мурзы. Тот тяжело дышал в трубку, но спустя минуту всё же ответил:
— А вы бы стали принуждать к такому собственную внучку?
Что ж, ответ был достойный. Наши предположения с бабушкой насчёт близкого кровного родства оказались верными. Но почему тогда её выдали замуж за кого-то из побочных ветвей? С другой стороны, могли ведь просто выкупить под предлогом брачных обетов, чтобы не продали в другой род. Такой вариант тоже был весьма возможен. Тогда и становилась понятна цена в триста тысяч золотом: когда речь идёт о собственной родной крови, цена не имеет значения.
— Что ж, откровенность за откровенность, — в свою очередь ответил я. — Я пока не имею представления, как вам помочь, но я хотя бы попытаюсь, и для этого нам с вами придётся посетить одно место.
Пока я держал паузу, обдумывая, каким образом сообщить Латифу Сафаровичу о необходимости слетать на Алаид, тот понял моё молчание по-своему.
— Вы же смогли каким-то образом помочь Волошиным, а у них ситуация была ещё более патовая, чем у меня. Более того, Клим не просто выжил, он ещё и ранг владения взял. Так что не прибедняйтесь, молодой человек. Если вы мне поможете, Алиса





