Мир сошел с ума - Greko

— Арестуйте его, капитан, и передайте сержанту Алехандро Патерсону, когда он приедет! — попросил я и, развернувшись, отправился к сыну.

— Папуля! — подергал меня за рукав Леха, когда я подошел и встал рядом. — Моя машинка цела?

— Конечно, цела, мой дорогой. И все тебя ждут, мы так по тебе скучали.

— И я скучал. Хотя было интересно. Ты умеешь кормить кур?

— Чего там уметь? — нарочито сердито ответил я, сглатывая комок в горле. — Ты, что? Даже не испугался, когда мы скакали, а в нас сзади стреляли?

— Ха! Вот еще! Я же Алекс Найнс, а не какой-то там задавака из воскресной школы, куда меня водила Марианна. Да все мальчишки умрут от зависти, когда я расскажу им о моих приключениях! Я слушал настоящих марьячо!

Я закашлялся от волнения и снова прижал к себе сына. Это было так трогательно и волнующе — чувствовать возвращение контактного тепла наших тел. Что-то со мной происходило, но что? Только вдруг пришло понимание, что мне совсем не хочется заниматься дальше бизнесом, скакать по головам, рваться к вершинам. Меня ждала свадьба, первая ночь с Олечкой, по которой я уже успел соскучиться до дрожи.

«А не отправиться ли нам в Европу? — подумал я. — В конце концов, медовый месяц, свадебное путешествие никто не отменял».

(1) Джон Р. Мосби после возвращения в САСШ был заключен в тюрьму на острове Макнил вместе с другими сдавшимися американским властям. Ему предлагали свободу в обмен на показания на Ф. Р. Магона, но он отказался. Правда, самого идеолога мексиканского анархизма это не спасло. В 1912 г. он был помещен в тюрьму в округе Вашингтон, потом еще неоднократно арестовывался. Погиб в тюрьме в 1922 г. — возможно, убит охранниками. Организованная им магонистская революция, а по сути, пиратский рейд, признана политической ошибкой. Тем не менее имя Магона выбито золотыми буквами на Стене Почета в зале заседаний Палаты депутатов мексиканского Конгресса рядом с такими именами, как Сапата, Карранса, Вилья, Мадеро, Карденас и Анхелес.

Глава 5

Страшные русские террористы

За кильватерным следом круизной яхты «Летучая», плывшей на восток, остались Новый Орлеан с его джазом и моими приятелями-каджунами и наша с Ольгой свадьба в Лос-Анджелесе. Если последняя подарила нашим организмам много приятного и, я бы даже сказал, впечатляющего, то встреча с буровиками этим организмам — моему так точно — нанесла тяжкий, хоть и поправимый вред. В квартале Сторивиль надрывались многочисленные оркестры, буквально творя историю, пусть порой грубо и немелодично, а все вместе — оглушающе. Из одного угла звучал «Регтайм кленового листа» Скотта Джоплина, из другого — спиричуэлсы, из окон дансингов и «салонов красных фонарей» на жаркую улицу вырывались, как стадо взбешенных бизонов с задранными хвостами, блюзы и польки, а под пальцами виртуоза-пианиста Джелли Ролла Мортона карибские ритмы сплетались в причудливый рисунок с модными синкопированными мелодиями. Америку еще ждало открытие новоорлеанского феномена, ждать оставалось недолго.

— Какая жалость, Баз, что вы уже не услышите короля трубы и корнета, Чарли «Бадди» Болдена! — кричал мне на ухо бригадир Поль, тот самый, кто пробил мне первую скважину в Хантингтон-бич. — После архангела Гавриила он был самым сильным трубачом в мире. Без него Новый Орлеан уже не тот!

— А что с ним случилось?

— Загремел в психушку четыре года назад.

Немудрено! Выжить в этом бешеном ритме, в потоках спиртного и обжигающих специях местной кухни, в музыкальной какофонии — трудная задача, а когда ты в эпицентре этого светопреставления, когда от тебя ждут все новых и новых свершений — почти невыполнимая. Мы с женой хоть и прониклись, впечатлились и восхитились, но перекрестились, когда поднялись на борт «Летучей».

Британская круизная яхта была переделана из почтового парохода в корабль и имела только ста двадцать кают первого класса. Этакий оазис снобов, собранных в тесном пространстве и получивших возможность в обществе себе подобных провести две недели плавания через Атлантику, наслаждаясь комфортом, который способна была подарить им Бель-Эпок. Конечной точкой маршрута был Гавр, но по дороге мы должны были заглянуть в Англию, чтобы избавиться почти от половины пассажиров.

Мы путешествовали вдвоем — как я ни ругался, ни умолял, сын наотрез отказался составить нам компанию в европейском турне. Разумеется, вездесущая калифорнийская пресса все пронюхала и, исказив до невозможности, растрезвонила на весь штат историю чудесного спасения ребенка из рук кровожадных мексиканцев. Ребенок, в смысле Леха, тут же взлетел в табеле о рангах местной пацанвы на недосягаемые высоты.

— Папуля, как ты не понимаешь! — с жаром защищал он свое чемпионское звание. — Меня даже внуки дедули Гаррисона приняли в свою шайку. Оставь меня в его доме — мы будем строить форт на месте того сарая, который ты взорвал в «Бивуаке».

Вот так рождаются городские легенды!

— Ничего я не взрывал! — рассердился я. — Твои приятели, истинные потомки владельцев «Лос-Анджелес таймс», перевирают факты с такой легкостью, будто проходят практику в аквариуме, где выращивают акул пера.

Присутствовавшие при нашем разговоре Отис и Чандлер от моих слов чуть не померли от смеха.

— Правда, Баз, оставляй с нами своего чертенка, — всхлипывая и утирая слезы, выдавил из себя отставной генерал. — У тебя медовый месяц. Отдохни на полную катушку где-нибудь с полгодика. Ехать в Париж на меньший срок — глупость несусветная!

Вот так и вышло, что мы отправились в Европу с Олей вдвоем. У меня были сомнения насчет благотворного влияния этой семейки на моего отпрыска, но альтернативы не было. Изя и Ося в качестве нянек — это полный аллес.

И — да, мы ехали в Париж! Какое сердце русского человека устоит от такого искушения, когда у него есть возможность посетить столицу мира!

Все бы ничего, но нам не повезло с компанией за обеденным столом. Нам достались три англичанки, мама с дочкой и сестрой — дамы благовоспитанные, но нудные до посинения. Сидячие места были представлены двумя стульями и странной конструкцией под названием маркетри, представлявшей собой сцепленные воедино три кресла. Нас туда и загнали, несмотря на то, что мне теперь пришлось каждый раз вскакивать, когда кто-то из дам решала нас покинуть или к нам присоединиться. Удовольствие ниже среднего — подпрыгивать как попка-дурак, рискуя снести стол, когда