Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов
– Браво, поручик! Правильно! – поддержали сразу несколько голосов, хотя лица гостей ясно выдавали, что способов выполнить это обещание у них не имелось.
Михаил стоял чуть в стороне и наблюдал за этим красочным хаосом со сдержанным удовлетворением опытного режиссёра, наконец увидевшего, как сцена идеально встаёт на своё место. Он чуть улыбнулся, поправил очки и произнёс себе под нос:
– Первый акт удался идеально.
Когда последний революционный лозунг затих в зарослях у лесной опушки, на свадебной площадке повисла осторожная тишина, словно после громкой ссоры на коммунальной кухне. Гости нерешительно выбирались из-за столов, одёргивали смятые мундиры и растерянно переглядывались, словно сомневаясь в праве на дальнейшее существование.
Тишину решительно нарушил жених-поручик, чья отвага явно возросла после исчезновения угрозы непосредственной схватки. Поправив монокль и нервно дёргающийся ус, он вскочил на ближайшую скамью и с трагическим пафосом провозгласил:
– Господа, большевики украли мою невесту! Это удар по чести Белой армии! Мы должны её вернуть!
Толпа одобрительно загудела, но поручик театральным жестом призвал к молчанию:
– Они растоптали святость семейного очага, утащили невесту прямо с торжества, будто поросёнка с крестьянского двора! Разве это можно терпеть?
– Ни в коем случае! – нестройно закричали гости. – Позор! Скандал!
– Именно! – вдохновенно продолжал поручик. – Немедленно собрать оружие, поднять знамёна и вернуть мне… нам… всем нам мою невесту! А большевиков наказать так, чтобы неповадно было красть чужих женщин и портить свадьбы!
Аплодисменты были столь бурными, что гармонист инстинктивно заиграл марш, правда, от волнения незаметно перейдя на польку. Гости спешно вооружались. Распорядитель свадьбы раздавал реквизитные винтовки и патроны, приговаривая с извиняющейся улыбкой:
– Пожалуйста, товарищи офицеры, осторожно, стреляют холостыми! Господин с моноклем, вам лучше шашку, от волнения пристрелите своего.
Пожилой генерал, весь вечер лениво дремавший в кресле, проснулся, встряхнул головой и сурово спросил:
– Что происходит?
– Революция! – охотно пояснил молодой порученец, застёгивая перевязь. – У нас невесту украли, господин генерал!
– Безобразие! – воскликнул старик и схватил ближайшую винтовку. – Вперёд, господа! Дадим отпор супостатам!
Один из гостей, слишком глубоко вошедший в роль, изучал перевёрнутую вверх ногами карту и задавал тревожные вопросы:
– Господа, а почему здесь нет моего поместья? Куда я вернусь после битвы?
– Ваше поместье, милейший, находится в Москве, на улице Горького, – с добродушной улыбкой объяснил актёр-реквизитор. – А сейчас двигайтесь к лесу.
– Понял, – смущённо кивнул гость, снова пытаясь разобраться в карте.
Нанятые Михаилом актёры, помогавшие гостям вживаться в образы, бегали среди белогвардейцев, подсказывая осанку и жесты. Один из них, одетый адъютантом, поправляя гостю мундир, убеждал почти искренне:
– Смотрите суровее! Представьте, что дома у вас остались не только жена и дети, но и любимый конь, а большевики хотят увести всех, включая коня!
Собравшиеся постепенно начинали выглядеть настоящей боеспособной армией, готовой освободить от большевиков не только невесту, но и всю страну до Владивостока. Даже официанты, до этого равнодушные к революционным идеям, помогали снаряжать гостей, приговаривая:
– Вот вам по бутерброду в дорогу, господа офицеры. Без боевого пайка победы не бывает.
Жених-поручик, снова став центром внимания, последний раз окинул взглядом своих бойцов, драматично вздохнул, воздев саблю над головой:
– Вперёд, господа! За Родину, за честь, за невесту!
С этими словами белые, шумно переговариваясь, двинулись к лесной опушке, исполненные намерения отомстить за сорванный праздник и утраченную женскую честь.
Михаил, наблюдая издали за отправкой гостей в поход, с трудом сдерживал смех. Пафос, паника, энтузиазм и неподдельный азарт выглядели так натурально, что даже он почти поверил в возможность настоящей контрреволюции на берегу Дона.
Телега с похищенной невестой въехала на поляну у лесной опушки, где красные устроили свой штаб – несколько палаток, костёр и красные знамёна, развевающиеся так энтузиазмом, будто сами были убеждёнными большевиками. Нина, лежавшая на соломе в живописной позе похищенной девы, приподняла голову и окинула взглядом революционеров. Их было человек десять – все в гимнастёрках разной степени аутентичности, с красными повязками и выражениями лиц, колеблющимися между революционной суровостью и плохо скрываемым возбуждением от предстоящего действа.
Сергей Петров первым спрыгнул с телеги, театрально стряхнул пыль с гимнастёрки и громогласно объявил:
– Товарищи! Мы освободили эту несчастную от гнёта буржуазного брака! Теперь она познает истинную свободу пролетариата!
Красноармейцы радостно закричали «Ура!», размахивая винтовками и поднимая шум, от которого даже птицы с негодованием сорвались с ближайших деревьев. Двое особенно ретивых попытались было затянуть «Интернационал», но сбились на втором куплете, перейдя на бессвязное мычание.
Нину бережно, но решительно сняли с телеги и поставили посреди поляны. Она покачнулась, прижала руку к сердцу и с трагическим выражением воскликнула:
– Господа! То есть… товарищи! Что вы со мной сделали? Где мой любимый поручик? Где моё счастье?
Её голос дрожал столь убедительно, что юный красноармеец в не по размеру большой будёновке засомневался и тихо спросил Сергея:
– Товарищ комиссар, может, отпустим её? Жалко ведь…
– Молчать! – рявкнул Сергей, окончательно входя в роль. – Никакой жалости к классовым врагам! Она – символ прогнившего строя, и мы обязаны её… э-э… перевоспитать!
Нина упала на колени, воздев руки к небу в жесте, достойном лучших театральных сцен:
– Зачем вы разлучили меня с возлюбленным? Неужели в ваших сердцах нет сострадания? Я всего лишь слабая женщина, мечтавшая о семейном счастье!
– Семейное счастье – буржуазная ерунда! – выкрикнул красноармеец
– В новом мире женщины свободны от брачных оков!
– Но я не хочу быть свободной! – взмолилась Нина, заламывая руки с таким драматизмом, что позавидовали бы актёры московских театров. – Я хочу к поручику, единственному моему!
Красноармейцы переглянулись, некоторые ухмыльнулись. Сергей Петров шагнул вперёд и, скрестив руки на груди, произнёс с нарочитой иронией:
– Единственному? Думается нам, гражданочка, пора вам познакомиться с коллективизмом. В справедливом обществе общее всё – земля, фабрики… и женщины!
Толпа красных одобрительно загудела. Нина вскочила, прижав руки к груди, и с выражением священного ужаса воскликнула:
– Что? Вы не посмеете! Я – невинная невеста! Меня ждёт венчание в церкви!
– Церковь – опиум для народа! – подхватил другой. – А невинность – пережиток феодализма!
Высокий красноармеец с чёрными усами и хитрым прищуром приблизился к Нине. В его походке была нарочитая угроза и плохо скрываемое веселье от происходящего спектакля:
– Ну что, товарищи, покажем барышне революционную свободу?
– Покажем! – дружно откликнулись красные.
Нина попятилась, но наткнулась спиной на другого бойца. Она металась между ними, как загнанная лань, восклицая:
– Не троньте меня! Я буду жаловаться! Мой отец знает самого Деникина!
– Деникин скоро будет висеть на фонаре! – весело бросил Сергей. – А ваш папаша пойдёт чистить революционные сортиры!
Усатый красноармеец протянул руку и схватил Нину за
