Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий

Я ведь сижу на троне ровно до тех пор, пока есть консенсус элит. Пока я даю им больше, чем беру. Или пока я сильнее, чем они все вместе взятые. А вот этого и близко не наблюдается. У меня всего четыре тысячи войска, пусть и отменно выученного по здешним понятиям. А вот у провинциальной знати в запасе лежит дедовский доспех, шлем и меч. Многие их них оставили колесницы для гонок, а сами начали осваивать верховую езду. Каждый такой аристократ приведет с собой полсотни копьеносцев, которые связаны с его семьей отношениями длиной в столетия. Так что не нужно смотреть на них презрительно. Провинциальная знать — сила, и сила очень серьезная.
Мне срочно нужен решающий перевес. Да такой, чтобы вся эта мелкая шушера даже подумать не могла поднять голову. Когда это случится, то я буду опасаться только шушеры крупной. Своих писцов, купцов и военачальников. Они пока еще мне в рот заглядывают, но лет через десять-пятнадцать заматереют, обрастут землями и капиталами. И тогда мои соратники станут весьма серьезной властью сами по себе. Даже живой бог, фараон, правит с оглядкой на князьков из провинциальных номов, жрецов и писцов. Даже такую фигуру сметают с доски, когда разваливается консенсус элит.
— А что это значит? — бурчал я себе под нос. — Это значит, что нам нужно формировать институты власти. Да такие, чтобы выдержали даже законченного кретина в короне цвета морской волны. Получается же у американцев! Там президент с прогрессирующей деменцией правил, и ничего. Страна этого даже не заметила, а фондовый рынок рос рекордными темпами. Я тоже так хочу. У меня ведь сын подрастает. Кто знает, каким он станет. Нужна целая система сдержек и противовесов, иначе все разлетится на куски, как только я помру. А ведь самые серьезные испытания еще впереди. Большой голод в Египте, вторжение племен севера в Грецию и Малую Азию, разгром Вавилона Эламом, возвышение Ассирии… Если всего этого не предотвратить, то мир заплачет кровавыми слезами. А все, что я делал, окажется совершенно напрасным.
Так я думал, открывая заседание Купеческой гильдии, первой в этом несчастном мире. Она точно станет одним из таких институтов. Купцы на глазах набирают вес, превращаясь из царских слуг и самостоятельную силу. Они, как люди деловые, уже организовались и без меня. Вот они, занимают весь мегарон. Первый ряд — царские тамкары, десять человек. Важные такие, разодетые в цветные ткани, увешанные золотом и камнями. Они поделили направления торговли и отдельные отрасли. Один торгует с Египтом, второй с Вавилоном, третий курирует Грецию, четвертый — поступление олова, через пятого идет продажа меди, через шестого — пурпур… Второй ряд — независимые торговцы, владеющие кораблями и собирающие караваны. Они не допущены к царским складам, но очень хотят присосаться к госбюджету. Они дышат в затылок моим тамкарам и стучат на них, как голодные дятлы в осеннем лесу. Они ненавидят их, но страстно мечтают попасть в их круг. Я не рушу этих надежд и сохраняю интригу.
Третья лига — торговцы средней руки, собирающие кораблик в складчину, имеющие свои лавки в городе и покупающие места в чужих караванах. Они голодные, злые и не чураются пиратства. Порой для них это единственный выход вывести поездку в плюс. Тупо наловить баб по дороге и продать их в какой-нибудь Аргос. Просто, незатейливо и очень прибыльно. Можно даже товар с собой не брать. Двух таких ухарей недавно распяли в порту. Их имущество конфисковали, а несчастных женщин будут искать несколько месяцев, чтобы выкупить. Эта мелочь жутко недовольна ущемлением своих прав. Они пользуются всеми преимуществами мира, но не хотят лишаться законного, как им кажется, приработка. Полностью соответствуют поговорке «мал клоп, да вонюч». Слава богам, лоточных торговцев, пекарей, мелких лавочников и водоносов в Гильдию не принимают, и я избавлен от необходимости выслушивать еще и их жалобы.
— Государь! — купец из второго ряда попросил слова. — Покорнейше прошу выслушать. Я подружился с вождем одного из племени ливийцев. Он готов продавать нам шкуры газелей, страусиные яйца, рабов, сердолик, красную и желтую охру.
— Что за племя? — спросил я.
— Мешвеш, царственный, — склонился купец.
— Чего ты хочешь? — заинтересованно поднял я голову. Мешвеш — ребята очень серьезные. Это они регулярно кошмарят Египет.
— Я прошу права единоличного торга с этим племенем. Как его… монополии прошу… вот. Я несколько лет потратил на то, чтобы добиться встречи с этим человеком. И я претерпел немало опасностей на этом пути.
— Твоя просьба справедлива, почтенный Ахирам, — кивнул я. — Мы даруем тебе монополию на десять лет. Ты получишь доступ к царским запасам меди, серебра и железа. Мы считаем полезным то, что ты делаешь. Если обороты твоей торговли позволят, ты займешь достойное место среди царских тамкаров.
Сияющий купец сел, заседание пошло своим чередом, а я задумался. Ливийцы — большая сила, напирающая на Египет с запада. Это предки берберов, и когда-нибудь они заменят ослабевших фараонов-египтян. Они пасут скот и выращивают ячмень в мелких оазисах. Я что-то упускаю… Гарамантида? Нет! Легендарной Гарамантиды еще не существует, ведь ее создали осколки «народов моря». Что-то здесь есть… Что-то есть… Что-то я точно упускаю…
— Почтенный Ахирам! — я совершенно беспардонно прервал чей-то спор. — Когда будешь вести дела с ливийцами, продай им по сходной цене десяток верблюдов. Но с одним условием: они должны найти путь через Великую пустыню. Если ливийцы это сделают, то никакие набеги на Египет им будут не нужны, потому что они сами станут богаче фараона. Там, за песками, лежит огромный мир. Там есть золото, драгоценные камни, забавные животные и разноцветные птицы, которые умеют говорить, как люди. Там много слоновой кости и ценнейшего дерева. Как только это случится, мы отвоюем или купим кусок ливийского побережья и построим торговый город. Место я уже присмотрел. Товары нашего царства потекут в Ливию рекой. И только мы будем зарабатывать на этом. По крайней мере, первые десятилетия.
Купец упал на свое место, вытирая пот со лба, а в мегароне воцарилась оглушительная тишина. Никто не смеялся.
Обедал я всегда с семьей. Креуса, Ил, которому шел четвертый год, Кассандра и Феано. Ее я не мог не позвать, потому что в свете будущих событий ее статус не должен подвергаться сомнению. И спать я с ней перестал, поразмыслив немного. Ни к чему это сейчас. Египтяне, скорее всего, копать начнут. Так что пусть накопают как можно меньше. Феано поселили в одном из пустующих домов, а всю ее прислугу заменили. И даже сына Мегапенфа пришлось поселить отдельно, в царском крыле. Я подумывал отправить его к отцу, но решил, что он мне и тут пригодится. Мальчишка рос бойкий и резвый. С кем моему Илу еще играть. Все равно Менелаю на него плевать. У него таких с десяток бегает.
Сюда ремонт еще не добрался, а потому стены столовой украшали росписи по штукатурке, на которых за давностью лет рисунки определялись с превеликим трудом. Молчаливые слуги стояли вдоль стен, словно статуи. Никакого церемониала у нас еще нет, а он нужен, хоть убей. Не мне нужен, государству. Такая начинается жизнь. Не будет царь, живой бог, у полусвободного слуги добавки просить. Это же просто смешно. Да и жене моей не к лицу на кухне коренья пересчитывать. Так уж получилось, что теперь мы в этой части мира семья номер два. Сразу после фараона Рамзеса и его выводка жен. Мало нас, совсем мало. Можно было бы, конечно, тещу привезти и жен погибших в Трое царевичей, но протест Креусы и присоединившейся к ней Кассандры напоминал рев парохода в тумане. После этого глупая мысль развеялась как дым, не успев оформиться в еще более глупое действие. Что-то на меня в тот день нашло.
Женщины сегодня одеты в египетский лен, собранный в мелкую плиссировку. Последняя мода, пришедшая сюда из Пер-Рамзеса. Там такое носят уже пару тысяч лет, а у нас вызвало целый бум среди модниц, породив новые профессии. Не так-то просто, оказывается, эту плиссировку сделать. Рассказал жене про утюг и удостоился еще одного долгого, задумчивого взгляда Кассандры.