Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

Мне хотелось ему верить. И я верила — но только ему, я не могла доверять ни королю, ни королеве.

* * *

От переживаний и тревог я не могла заснуть. Тяжелая рука Феликса ощущалась железной балкой, металическим щитом давящим на тело, приковывающим меня к месту. Мысли о том, что моего сына пытаются лишить выбора или использовать с самого детства, засела у меня в голове, заполняя душу чувством вины.

Я резко подскочила. И потянулась рукой к халату.

Феликс тут же проснулся, и потянулся за мной, привычно пытаясь схватить в свои объятья, и мягко, но настойчиво, прошептал:

— Оливия… иди сюда, что случилось?

— Я пойду в детскую. — сказала я вырываясь из хватки его рук.

Феликс сел на кровати, и встряхнул головой.

— Сейчас с ним Истат и кормилица. Они оба спят в его комнате. Киллиан никогда не остается один.

— Я знаю. — Я уже завязывала пояс халата, чувствуя, как в груди нарастает беспокойство. — Но после такого письма… после всего, что мы узнали… я не смогу сидеть спокойно.

Феликс хотел что-то добавить — я видела, как он сжал губы, готовясь возразить, — но я лишь подняла руку, не давая ему продолжить.

— Мне нужно увидеть сына своими глазами. Зря мы обустроили отдельную детскую. — И мягче, уже для мужа сказала: — Это не вопрос и не предложение. Я просто переволновалась… я хочу еще раз проведать сына.

Но правильным решением было разместить детскую рядом с нашей комнатой — буквально за соседней дверью.

Я почти влетела внутрь, уже поднимая руку, чтобы тихо закрыть дверь за собой, но замерла на пороге.

Кровь мгновенно закипела.

Передо мной развернулась картина, которую я точно не ожидала увидеть: Истат, совершенно невозмутимый, сидел у кроватки, а над маленькими ладошками моего сына танцевали тёмные ленты, мягко колыхаясь в воздухе, как дым над свечой. Киллиан радостно тянулся к ним пальцами, а тьма отвечала ему послушно, будто играла. Хуже того — едва заметные, крошечные струйки тьмы тянулись от него в ответ. Ребёнок смеялся, будто это безобидная игра.

— Что ты творишь? — сорвалось у меня, и голос дрогнул от смеси ужаса и ярости. — Что ты делаешь с моим ребёнком⁈

Истат даже не обернулся сразу. Он лишь приподнял ладонь, позволив тёмной нити плавно раствориться в воздухе, и только потом взглянул на меня абсолютно спокойно.

— Радуюсь чуду, — ответил он так, будто говорил о распустившемся цветке, а не о магии, которая калечит людей. — Тьма не повредила его в утробе… Это уже невероятно. Но ещё более невероятно — что он родился с таким даром. Твой сын чувствует её. Видишь? Киллиан понимает тьму, и она повинуется ему. Это нельзя игнорировать. Это нужно развивать.

— Развивать? — я подошла ближе, инстинктивно прикрыв сына собой. — Нет. Нет, Истат. Он младенец. Ему нужно научиться ходить, говорить, держать ложку… а не обращаться с тьмой!

Мой голос сорвался.

— Ты знаешь, что тьма делает с людьми. Ты знаешь, что она вытаскивает наружу страхи, слабости, одержимости. Как ты можешь говорить о ребёнке⁈

В тени, отбрасываемой огнём из камина, черты старца показались ещё резче — словно сама тьма очертила его взгляд.

— Оливия, — он произнёс моё имя непривычно мягко, — в нём нет страха и боли. Нет искажений. Ребенок чист. Его тьма идёт не из раны, не из боли. Она — врождённая.

— Вот именно это и пугает, — прошептала я.

Истат поднялся с кресла, подошёл ближе — но с той осторожностью, которую я видела у него лишь несколько раз в жизни.

— Ты боишься за него. Правильно боишься. Но пойми: сила есть, даже если ты запретишь ему её касаться. Запрет не сотрёт дар, а лишь оставит его беззащитным перед тем, что в нём растёт. Лучше научить его управлять этим, чем позволить однажды утонуть в собственной тьме.

Я прижала ладонь к крошечной головке сына. Он улыбался, безмятежный, будто его не касались ни страхи, ни судьбы, о которых говорил маг.

— Твой сын — не просто ребёнок, Оливия. Он один из сильнейших магов нового поколения. А то, что я знаю о тебе, о Феликсе… о его происхождении — всё говорит о том, что в мальчике течёт кровь короля.

— Тш-ш! — я резко оборвала его. — Забудь об этом. Забудь обо всех переворотах, претензиях и этих… идеях. У королевства есть правитель. Элинор подарит Людвигу наследников. А мой сын — будущий герцог. Я не позволю забивать ему голову этим безумием.

Истат медленно выдохнул, словно ему надоело повторять очевидное.

— Вы оба так ограничены границами своего королевства, — тихо произнёс он. — Вечно думаете о ваших советах, ваших границах, ваших страхах. А я пришёл не отсюда. Мне нет дела ни до ваших разборок, ни до вашего короля. Меня волнуют земли и будущее моего народа.

Он сделал шаг ко мне — совсем небольшой, но воздух будто стал плотнее.

— И знай: твоему ребёнку не нужен трон вашего королевства. Он станет королём Диких земель.

У меня перехватило дыхание.

Истат продолжал, словно читая лекцию у очага:

— Террисгар богат — куда богаче, чем представляют себе ваши советники. И людьми, и силой, и знаниями. Всё, что вам известно — лишь искажённое прозвище, которое дали нашему королевству! «Дикие земли»! Смешно. Мы приняли это как маску. Но ты понятия не имеешь, какая мощь там скрыта.

Я только моргнула. Это было самое длинное, самое связное и откровенное признание, которое я когда-либо слышала от него. Всё время беременности старец был рядом — готовил лекарства, следил за каждым моим вздохом, знал обо мне больше, чем мне хотелось бы.

Истат положил мне руку на плечо — неожиданно мягко.

— У таких родителей, как вы, — сказал он тихо, почти тепло, — не мог родиться кто-то обычный. Твой сын — ребёнок, за которым пойдут. Я уверен, он сам выберет свой путь. Но я дам ему все знания, чтобы он был своим и здесь, и на севере.

Малыш сам сотворил ленточку тьмы и снова потянулся к старому магу— будто подтверждая каждое слово.

* * *

Мы сидели за длинным столом в большом зале замка. Ветви свежих цветов украшали стены и балки, воздух был прогрет запахом пирогов и запечённого мяса. Люди смеялись, делились историями — в этот вечер весь замок был одной семьёй, как мы когда-то и решили.

Рядом со мной — Феликс. Чуть дальше, во главе бокового стола, сидела вдовствующая герцогиня, а рядом с ней, как ни странно, Истат. Старик был в особенно игривом настроении: тонкие ленты тьмы, невидимые для её глаз, то легонько касались спины герцогини, то незаметно придвигали ей кубок или вилку. Иногда, поддавшись на уговоры Арианы и выдержав гневный взгляд её матушки, старец позволял одной из лент на миг принять плотную, видимую, почти осязаемую форму. Всего несколько секунд — но этого хватало, чтобы заставить герцогиню вздрогнуть и возмущённо шикнуть.

А девочки за столом давились смехом.

На удивление, моя беременность полностью изменила наши отношения с вдовствующей герцогиней. Она проявляла столько внимания, и эта забота неожиданно сблизила её с Истатом — куда сильнее, чем её лечение от тёмной метки. Оба они смотрели на моего сына как на нечто исключительное: мать Феликса уверяла, что ребёнок — точная копия их рода, а Истат, который и вовсе не был ему кровным дедом, с тем же жаром настаивал, что магия ребёнка — от него.

С Истатом у нас состоялся всего один серьёзный разговор. Я долго переживала его слова, прокручивала всё в голове, прежде чем смогла произнести то, что следовало сказать сразу.

— Вы можете обучать моего сына любому ремеслу, — сказала я тогда, — но не смейте навязывать ему роль или предназначение. Он сделает свой выбор сам.

Старик улыбнулся — впервые по-настоящему мягко — и кивнул.

— В наших учениях человек всегда сам выбирает путь, — ответил он.

На этом мы и остановились. Пока я знала, что Истат защитит моего ребёнка от любой опасности, я могла быть спокойна.

* * *

Сэр Артур получил в наследство семейный дом Дервишей, но, как он признался нам однажды за ужином, жизнь среди магов, будучи единственным без капли силы, превратила тот дом для него в постоянное напоминание о собственной «ненужности». И хотя он никогда не говорил об этом вслух, было видно — возвращаться туда он не хотел.