Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен
Зарываясь подошвами в слежавшуюся землю, Кин взобрался на очередной выступ, обернулся и подал руку Пенни.
– Она же юрист. Временами ведет себя весьма напористо. И еще она сообразительная. Очень практичная. Иногда она сама серьезность, а другой раз – самый развеселый шутник в компании…
Кин осекся, поняв, что говорит о Хезер в настоящем времени.
– Но теперь она мертва. И не потому, что относительно ее эпохи мы находимся в будущем. Через несколько месяцев после моего исчезновения у нее обнаружили рак. Спасти не смогли. В те времена не было еще таких технологий.
Подъем стал менее крутым. Кин и Пенни шли рядом, минуя высоченные калифорнийские сосны. То ли из-за теней в лунном свете, то ли из-за настроения лицо Пенни оставалось непроницаемым.
Несколько минут она молчала, а когда Кин заметил, что они почти на месте, остановилась и сказала:
– Кин, я все обдумала.
В темноте сверкнули ее глаза, яркие, как две луны.
– Лучше не зацикливайся, – посоветовал он. – Прыжки в прошлое… Поначалу такое в голове не укладывается. Просто соберись с духом и…
– Нет, я не об этом. Осмыслить концепцию путешествий во времени было не так уж сложно. Она низводится до уровня сноски в тексте, если выяснить, что у любимого человека была тайная семья.
Пенни негромко усмехнулась, хотя ее тон по-прежнему не поддавался расшифровке.
– Твоя… жена. Хезер. Свыкнуться с этой мыслью труднее всего. Весь день кручу ее в голове.
Из-за гребня горы холодный ветерок принес голоса – предположительно, Маркуса и агента-исполнителя, проверявших оборудование перед прыжком. Подходя ближе, Кин напомнил себе, что присматриваться к лицу агента не следует. Узнаешь, что игрок твоей команды собирается убить твою же дочь, и о футбольной синергии можно забыть.
– Она мне больше не жена.
– Но я все понимаю. Эта ситуация несправедлива ко всем сразу. К тебе, ко мне, к Хезер и Миранде. Даже к Маркусу. Представь, как он изводится от комплекса вины. Как гнетет его бремя принятого решения. Тебе он ничего не расскажет, но я все вижу. Чем равнодушнее он себя ведет, тем хуже у него на душе. Мы, Фернандесы, шагаем с этим чувством рука об руку. Спасибо папе и маме.
Она остановилась на вершине. Слева виднелись клочки океана, справа мерцали осколки города, а сотней футов ниже по склону находилось место назначения.
– Невозможно изменить то, что уже произошло… – добавила Пенни.
– Строго говоря, именно это мы и собираемся сделать.
– Ну хорошо, хорошо.
Она с ухмылкой хлопнула его по плечу, но тут же снова приняла серьезный вид:
– Но ты понял, о чем я.
Пенни запрокинула голову так резко, что длинные волосы хлестнули по спине. Тьму ночного неба прожигали звезды, настолько яркие, что их мерцающий блеск казался прямым посланием от вселенной.
– Знаю, Хезер мертва, – сказала Пенни, – но это не означает, что ты передо мной в долгу. Ты же любил ее. Создал с ней семью. Твоей жены больше нет, но это не означает, что ты обязан вернуться к прежней невесте. К своей бывшей. А я…
Она коротко выдохнула облачко пара, растворившееся в лунном свете.
– …я не хотела бы такой судьбы. Для нас обоих.
– Пенни…
– Нет, дослушай. Говоришь, она тебе больше не жена. В общем, так и есть, но что насчет твоей души? Твоего сердца?
Она постучала пальцем по его груди и отвернулась.
– Ты не бывшая.
– Этого мы никогда не узнаем, – возразила Пенни и снова взглянула на него.
Кину нечасто доводилось видеть в ее глазах такое напряжение.
– Лично я уверена, что для меня это останется тайной…
Она говорила тихо, еле слышно за хлесткими порывами горного ветра. Но этого было достаточно.
– …и вряд ли я смогу жить в неведении.
Браваду последних суток затмила неподдельная растерянность, да и Кин ощущал почти то же самое. Кого он предпочел бы, будь у него возможность выбирать между Хезер и Пенни?
Она имеет право знать, какое место занимает в его сердце.
Этот вопрос должен был поднять целый вихрь сомнений и внутренней полемики, но Кин оставался на удивление спокойным и рассудительным. Хотя Маркус раздобыл в отделе ресурсов необходимые инъекции, Кин знал, что может не пережить сегодняшнего прыжка, а возвращения – тем более. Но сейчас это не имело значения. В данной точке пересеклись обе его жизни. Страх и беспокойство растворились в моменте неугомонного времени, и Кин ясно увидел свое будущее. Оно стояло на вершине горы, рядом с ним.
– Хочу показать тебе кое-что, чего нельзя было показывать, пока ты не знала обо всем… этом.
Он взял Пенни за руку. На обоих были защитные перчатки, чтобы не поранить ладони при подъеме, но ее касание осталось таким же мягким, как всегда.
– Когда я застрял в прошлом, через несколько месяцев уже не мог тебя вспомнить. Включился механизм выживания, из памяти стерлись самые важные, самые родные образы. Вот только… Ты всегда была со мной.
Отпустив ее руку, Кин снял рюкзак, выудил из него сумочку с предметами из прошлого и рылся в ней, пока не нащупал истертую монету.
– В те времена пользовались материальными деньгами. Вот эта штучка, – широко улыбнулся он, – называется «пенни». Я повсюду таскал ее с собой. Хранил как зеницу ока. Почему? Я понятия не имел, поскольку не мог вспомнить. Знал лишь, что ее надо беречь. Стоило взглянуть на нее, прикоснуться к ней, и на душе становилось легче. Если со мной счастливый пенни, то все хорошо. Я дома.
– Счастливый пенни…
Она взяла монетку, подняла повыше, и та поймала лучик лунного света.
– Ты была рядом, Пенни. Ежедневно, все восемнадцать лет. Пусть даже я и не знал об этом.
– Господи… Вот сейчас я разревусь, – всхлипнула Пенни, глядя на звезды. – Скажи честно: это не шутка? Не искусный розыгрыш, чтобы произвести на меня впечатление? На самом деле путешествовать во времени невозможно, и ты никакой не спецагент…
– Бывший, бывший спецагент, – рассмеялся Кин.
– Ну да. Ты не бывший спецагент. И у тебя нет дочери, которую надо спасти. Ты просто славный парень со склонностью к романтическим выходкам. Пропустил нашу свадьбу и теперь пытаешься загладить вину?
Кин заглянул в ее огромные, мокрые от подступивших слез глаза, и у него екнуло сердце.
Так же, как при всяком прикосновении к счастливому пенни. Так же, как когда они смотрели друг на друга в день помолвки.
– Моя жизнь куда страннее книжных выдумок.
– Ну что ж…
С тяжелым
