Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
– Благодарю за помощь…
– Деньги вперед, мы не работаем с пустыми руками.
– Разумеется, – Неизвестный положил на стол мешочек, полный монет, но старик не сдвинулся с места.
– То плата торговцам, а как же мне?
Неизвестный было подвинулся, готовя к бою метку, но охрана сжала ему руки,
– Или подписывайся или проваливай, – сказал приказным тоном торговец. Неизвестный добросил второй мешочек, – волен! Возвращайся через неделю.
«Чертова обдираловка!» – с еле сдерживаемой злобой подумал он, но надо спешить к травникам у наружной стороны кратера, близ побережья, а после – к Амалии, пока той не сделалось худо. Неизвестный пересчитал остатки некогда крупной суммы – такими темпами он к концу месяца обратится в нищего. «Надо как-то приспособить канцлерскую печать…»
«Нагреваешь людей», – услышал он позади. «Лихорадка? Да там, небось, чума!». «Клиент платит – надо обнадежить!» Он подумал о Лейме. Тот, услыхав подобное, сразу бы полез в драку, и… возможно, был бы прав.
Неизвестный решил сократить путь. Одну из внутренних стенок вулкана сделали плоской и приспособили под грузовые лифты. Пробравшись к погрузочной станции из амбара с дырами в крыше, он взобрался на нагруженную пряностями корзину. Подошел рабочий, подергал за трос, и лебедка потянула корзину наверх. На середине пути он перелез в соседний контейнер, набитый соломой, где и разлегся, устраиваясь поудобнее, пережидая, пока наступит очередь его «ящика». Впритык к стене располагались строительные леса. Рабочие проделывали в вулканической породе отверстия, в которые вбивали зацепы и крепления для дополнительных тросов и страховки груза от падений. Но вот, закапал дождь, и Неизвестному не суждено было отдохнуть. Он перепрыгнул на стальную раму, и, прождав, пока рабочие успокоятся, не найдя источника шума, спустился к Кольцу. «Отсюда и не разглядишь, что там на дне», – Неизвестный подошел к краю и склонился над пропастью. «Похоже на лед». Пообедал, расплатившись местной валютой, параллельно слушая о том, как потоп настиг пограничные земли. Говорили о уцелевшем Башмаке – каком-то острове, прозванном так из-за толстой «подошвы». Он узнал о том, что, иногда океан бушует, производя огромные цунами. Волны затапливали целые острова. В основном страдали жители окраин, но, доставалось и имперским колониям. «Природа все не утихомирится. Мстит нам за порченные земли». «Какая природа, дурень? О себе думай, болтун!».
Пройдя жилой район, Неизвестный натолкнулся на сборище людей, окружившее старца. Тот залез на неотесанный валун и рассказывал какую-то историю. Толпа скопилась приличная. «Чем он завлек их?». Внезапно один из прохожих взял Неизвестного за руку и поволок за собой, в толпу. Неизвестный не сопротивлялся. На тощем теле старика свисала туника. Услышав имя: «Барданор», Женщина сбоку отпустила дочь и настерегла не уходить. Сама, тем временем, пристроившись к первой шеренге, чтобы лучше слышать и проникнуться настроением. Неизвестный высвободился и проследовал за ней.
– Разум императора помутнился от вина, роскоши и собственной мании величия. Он стал слеп как дряхлый старик, – глашатай замер дожидаясь эффекта и добавил, – мне, кстати, семьдесят пять, и я еще вижу…
По толпе прокатился хохот.
– А наш император не видит встающих перед империей проблем! Не воспринимает слов советников. Помешан на пророчестве! Озабоченный собственной персоной он, как и мы, помнит те слова: «Никто не положит скорбящую руку порчи на престол, никто не возродит власть угнетенных, никто да не возымеет гордыню счесть себя избранным. А храбрец, попытавшийся искусить судьбу, падет от руки провидения! Вестники вещают о приходе Странника. Они – уже среди нас! Благую весть доносят! Рука богов отбирает их, не ведая лиц и душ, и дарует Вестникам силу, мужество и упорство. Так, из немощного младенца вырастает благородный муж! Да вознесется каждый страждущий, брошенный в мир! И не усомнится он в собственном предназначении. Ибо глаза наши – враги наши! Разверзнем же сердца, братья и сестры, и не возропщем супротив замысла мироздания! Запомним – раз и навеки – мы в руках Богов!».
Неизвестный почувствовал образовывавшуюся рядом с ним пустоту, стремительно расширяющуюся и зыбкую, как сон. Все замерло, каждый человек – верно оловянный солдатик. Парализовалось движение. Он перестал дышать – воздух наполнило какое-то остекленение, сковывающее ощущения, провал в пустоту. Вдруг его схватили и подняли на руки.
– Вот он! Наш спаситель!
«Спаситель? Эти люди не менее лишены ума, чем император… Амалия! Где ты? Быстрее стоит покинуть данный собор лжи, иначе может стать поздно»
Раздались далекие выстрелы, и толпа рассосалась. Ринулась в разные стороны, перестав напоминать организованное построение. Распалась, невзирая на оголтелые речи старика.
Неизвестный остался один по среди пустой улицы. Потрогал лоб – метка теплая. «Что ты черт подери, делаешь со мной?!» – но, едва он опомнился, как к нему, не торопясь подошла пара протекторов.
– Не задело? – встревоженно спросили они.
Неизвестный непонимающе смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого. «Они не понимают кто я такой», – догадался он. Он оглядел свои руки: дорогой плащ, подаренный верховным канцлером, оказался впору.
– Все в порядке, я не прочь наведать местного эм…, – он сделал вид словно подыскивает уплывшее из головы слово, и все равно поражался… Неужели его дар настолько изящен? Никаких свождений с ума, создания куклы марионетки. Просто умение заставлять довериться, открыть правду лжеца, узнать его мысли и чувства? Однако, минуту назад он подставил его, и благодарить своевольную силу все равно, что поклоняться грому сидя на листе железа с надеждой, что молния ударит не в тебя.
– Островной прокурор не прочь встретить императорского сановника, и приветствует всякого гостя, пожаловавшего на Скалы.
– Я навещу его, только вначале слегка приду в себя. Полеты, знаете ли…
– Двери его обители всегда открыты для вас, – протектор понимающе кивнул, и они удалились.
«Это, как минимум, странная беседа», – подумал он, ощупывая клеймо. Ему не нравилась навязчивость, с коей она включалась, когда ей вздумается.
Он почувствовал покалывание в пальцах, и его волосы слегка приподнялись от ветра. Неизвестный сузил глаза, и в падающей с карниза тени, заметил оратора, из—за которого видимо и сотряслось все происшествие. Тот поманил Неизвестного к себе пальцем.
– Вы нужны нам. Всем. Им, – он указал пальцем на плотно прижавшиеся друг к дружке дома, – и им, – он показал на видневшиеся в стенках вулкана черные дыры.
– А чем вы занимаетесь помимо агитаторства в сообщество бунтарей?
– Разгадываю мозаику судьбы. Складываю кусочки в единое целое, пытаюсь представить немыслимое и осмыслить недостигаемое. Ищу частичку Бога. Он следит за нами невидимым взглядом, ждет от нас правильных действий. Дает нам волю, а с избранными – говорит.
– О богах не слышно уже столетия.
– Мы можем не знать об их существовании, составив себе планку допустимого и возможного. Вот только планка – шторы в маленькой белой комнате. Она, светлая, и мы живем в ней. В ней все определенно, конкретно, кристально ясно, понятно и достоверно, лишено противоречий. Так и довольствуемся «малым». Хотя, после всего сотворенного своими руками, довольствоваться малым – недопустимая мечта. Так вот, я о комнате. В ней висят шторы, черные, мрачнее угрюмой гримасы грязного сапожника, раскидывающего ругательства направо и налево. Поэтому, веря, что за черным всегда есть свет, мы, любопытствующе, лезем туда, и, за ним обнаруживаем непроглядную тьму. В ужасе отскакиваем назад. А на самом деле? – за шторами пробиваются поющие птицы в витых гнездах. Там властвует вечная весна и равноденствие, журчит ручей, переливаясь синевой и отражая от себя радужный небосвод. Заглянув туда однажды, тяжело оказаться вновь в запертой комнате, хоть и выкрашенной в белое. Но, людей пугает ответственность. Ведь в открытом мире, чистом от грязи, каждая пылинка подобна сигнальному огню. Ее очертания заметны за тысячи миль. Человек боится сам себя, боится того, что может совершить… поэтому он строит Поднебесье – пародию, жалкую копию увиденного раз мира. Плод технического сумасшествия. И то правильно: не всем есть доступ в такой мир. Люди разучились видеть свет. Само Солнце стало для них иллюзией.
– Мне кажется, я слышу нотки презрения от благоверного человека.
– Я лишь вселяю в людей то, во что они верят и сообщаю вам
