ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо
– Фух, успел, – выдохнул он и протянул пакет Коле. – Я там взял немного всякого. Ну, перекусить, салфетки на всякий случай, сладкое, колбасу, йогурт… Разберешься. А это… как его там… каремат, что ли? Подстилка, в общем. Чтобы спать не холодно было, а то мало ли. Он потертый немного, но еще походит. Это мой. Раньше с женой в походы всякие ходили, а потом уже… потом уже перестали ходить. А знакомый как-то попросил на недельку, да так он у него и остался. А ты мне вчера как сказал, я сразу за него и вспомнил. С утра поехал забрал. Да бери, не бойся – я во сне не сикаюсь, так что подстилка чистая.
Мишаня растянул рот в довольной улыбке и вручил Коле каремат.
– Спасибо, Миш.
– Да ладно тебе, мелочи. Ты давай не раскисай, Колямба. Все нормально будет. На передок не лезь, не геройствуй – там героев хватает. Но и не ссысь – говорят, что сыкуны первыми отъезжают. Короче, будь ровным пацаном, каким ты и здесь был. Понял? Эх, Колямба, я бы тоже поехал – у меня и срочка, и возраст, и ВУС подходящий. Я же в морской пехоте служил. Но кому я там без лапы нужен?
Мишаня продемонстрировал изуродованные остатки правой кисти и похлопал ею же по плечу Николая.
– Мишаня, спасибо тебе огромное.
– Да брось. Чем смог… Наташка, а ты чего раскисла? А ну давай веселей! Хоронишь, что ли, кого? Верка, а сейчас как догоню-догоню, поймаю-поймаю!
Мишаня одним своим присутствием вывел всех из оцепенения и будто бы вдохнул в нас жизнь. Все сразу засуетились и задвигались. Коля стал перекладывать содержимое пакета в рюкзак и кое-как прикреплять к нему свернутый каремат, я помогал ему, Наташка давала Коле последние наставления, Верка, заливисто смеясь, убегала от большого дяди Миши, кружась вокруг нас.
– Наташ, вызывай такси, уже половина, – сказал Коля, взвалив потяжелевший рюкзак на плечи.
– Колек, я тут тоже немного приготовил. Возьми вот.
Я сунул в его ладонь две свернутые купюры.
– Фил, да не надо. Куда я их потрачу-то?
– Бери-бери, – вступился Мишаня, – деньги везде можно потратить, что ты как маленький.
– Спасибо, Фил.
Он сжал купюры в кулаке, а затем незаметно передал их Наташке. Она попыталась возразить, но Коля одним взглядом заставил ее замолчать.
Машина подъехала минут через десять. Когда Наташка увидела подъезжающий автомобиль, губы ее задрожали. Она вцепилась в Колин рукав, часто заморгала и зашмыгала носом. Заметив это, Мишаня снова принялся заполнять собой пространство, будто выталкивая из него ненужные слова и эмоции.
– Короче, не бзди, Колямбус. Все нормально будет. За девчонками мы присмотрим, да, Фил? Никому в обиду не дадим. Общагу без тебя разваливать не будем, так что давай побыстрее там. О, слушай! Ты давай на танке приезжай. Шмальнем пару раз по общаге, так быстрее дело пойдет со всеми этими экспертизами. А если что, то и по комитету этому шмальнем. Да шучу, шучу. Только по общаге.
– Ладно, братцы, поехал я, – сказал Коля и поставил рюкзак на заднее сиденье такси.
Мишаня протянул Николаю левую ладонь, а затем притянул его к себе и крепко обнял двумя руками, похлопывая своей здоровенной ладонью по спине.
– Мужик! – стиснув зубы, процедил Мишаня и еще раз хлопнул Колю по плечу.
– Давай, Фил. Пока.
Я тоже обнял Колю и заглянул в его глаза. То самое стекло между реальностью и виртуальным миром шоу, о котором я думал вчера и которое, как мне казалось, разбилось после того, как война коснулась кого-то рядом со мной, – это самое стекло я и обнаружил в глазах Николая. Шоу увлекло его за собой, снова разграничив наши миры. Коля уже был там, за стеклом, теперь он сам являлся участником этого развлечения, за которым продолжат наблюдать миллионы глаз, таращась в свои смартфоны и мониторы. Мы смотрели друг на друга и понимали, что с этого момента мы будем существовать в разных реальностях. Я не знаю, о чем в этот момент думал он, но мне почему-то снова стало стыдно.
– Колек, возвращайся живым, – это все, что я смог из себя выдавить.
– Вернусь, – кивнул Коля и шагнул к Наташке, которая одной рукой держала ладонь дочки, а другой прикрывала рот, стараясь не расплакаться.
Я завороженно наблюдал за ними, пока Мишаня не схватил меня за локоть и буквально не оттащил к подъезду.
– Пойдем, им нужно самим…
Коля то обнимал Наташу, то наклонялся к дочери и что-то шептал ей на ухо, то брал ее на руки и целовал, то гладил жену по голове и прижимал ее к себе. Это могло продолжаться бесконечно, но водитель такси уже стал нервничать и явно выражать свое недовольство, цокая языком и покачивая головой.
– Как дал бы ему по хлебалу, да не хочется такой момент запороть, – прошипел Мишаня и сплюнул на асфальт.
Наконец прощание завершилось, и Коля сел в машину.
– Будем жить, Колямбус! – крикнул ему Мишаня и погрозил кулаком.
Коля через силу улыбнулся, и таксист повез его туда, где его никто не ждал и откуда он мог не вернуться. Страшная и невозможная ситуация по своей сути, но мир, казалось, не хотел ее замечать и принимать как что-то неординарное. Машина ехала по городу, а вокруг нее царила та самая проклятая обыденность – люди спешили по своим делам, кто-то дома заваривал кофе, кто-то читал книгу или принимал ванну. Этот мир не терпит больших трагедий, он умеет их забывать. Трагедии же отдельных людей он попросту не замечает. Вот и я, проводив в пекло уже ставшего близким человека, отправился на работу.
Об отъезде Николая в этот же день узнала вся общага. Наташе не давали прохода. Одни хватали ее за руки и, заглядывая в глаза, что-то нашептывали на ухо, другие совали мятые купюры в ладонь, третьи жалостливо поджимали губы и с сочувствием смотрели на Верку. Не остались равнодушными даже самые ярые противники войны. Коротковы сразу же предложили любую помощь по присмотру за Веркой – если вдруг Наташе нужно будет куда-нибудь отлучиться, она смело может приводить к ним дочку.
Наташка рассказывала, как встретилась с художником во дворе. Он долго расспрашивал ее о Коле, затем зашел домой и через минуту снова оказался на улице. В руках он держал небольшую
