Хозяин Чураево. Исчезнувшие в снегах - Елена Владимировна Ляпина
– Назови мне свое имя, – таинственно прошептала Олефтина.
– Валерия, – ответила Лерка, не открывая глаз.
– Давно ты больна?
– С самого детства, лет с пятнадцати.
– Ну, что ж, Валерия, ничего не бойся. Сейчас мы вернемся назад, чтобы увидеть то, с чего всё началось, – сказала Олефтина и вдруг громко щелкнула пальцами. Мне даже показалось, что она стукнула Лерку по лбу, но та никак не отреагировала на это.
Вдруг мне почудилось, что кто-то дунул на избу, кто-то огромный и неведомый, и через щели потянуло сквозняком, пламя в свечах задергалось и зашипело, ложась на растаявший воск. Я снова поежилась и стиснула кулаки.
– Итак, что произошло, когда тебе было пятнадцать? – твердо произнесла Олефтина, требуя немедленного ответа. – Выпусти эту боль из себя.
– Я… – начала Лерка, каким-то чужим незнакомым голосом. – Я гуляла…
Я во все глаза смотрела на Лерку, мне мерещилось, что это будто не она, а кто-то другой говорит за неё. Но двигались её губы, а глаза были полностью закрыты, словно она спала.
– Я гуляла с Агнес перед школой, это моя собака, колли, дедушка мне подарил её на мой день рождения, – продолжала Лерка. – Мы шли с ней по улице и вдруг я увидела свет в дедушкином доме, значит, он уже встал, он всегда рано встает. Я пожелала увидеть его, он всегда радуется, когда я вот так вдруг прихожу к нему. Тем более он на днях собирался уехать. Мне захотелось попрощаться с ним, – вдруг выкрикнула Лерка.
– Тише, Валерия, тише. – Олефтина успокаивающе погладила её по плечу, и Лерка вмиг замолкла. – Что же было дальше?
– Я вошла за ворота, оставила Агнес во дворе, привязав её поводок к балясине у крыльца, и поднялась по ступеням, – снова продолжила Лерка. – Ещё меня удивило, что моя колли вдруг стала скулить и жаться к перилам, чего раньше никогда не делала, но я тогда не придала этому особого значения. Дверь была не заперта, я толкнула её и вошла в дом…
Тут Лерка замолчала, и её подбородок задрожал.
– Что потом? – настаивала Олефтина.
– В комнате был страшный беспорядок, вещи раскиданы по полу, а дедушка… он лежал весь в крови, откинувшись на спинку дивана, и… и он был мертв. Кто-то застрелил его!
Олефтина снова щелкнула пальцами, и Лерка вдруг широко распахнула глаза, уставившись невидимым взглядом прямо перед собой. Она тяжело дышала, словно ей не хватало воздуха, держалась руками за грудь. По её щекам текли слезы.
– Всё понятно, – сказала Олефтина и отошла от неё. – Вот причина твоей болезни.
Я ошарашенно смотрела на Лерку. Она никогда мне не рассказывала об этом ужасном случае, и о том, что у неё есть собака. Видимо, получив такой сильный стресс, Лерка в итоге и заболела.
– Я могу с тебя это снять, – тихо сказала ей Олефтина. – Ты готова?
Лерка подняла на неё заплаканные глаза и молча кивнула.
Олефтина стащила с печи огромное жестяное корыто и поставила его перед Леркой, затем опрокинула туда ведро воды.
– Раздевайся догола и залезай сюда, – велела Олефтина.
А сама ушла за занавеску, судя по легкому звону, что-то там смешивала, может быть, готовила какое-то снадобье.
Лерка полностью разделась и поежилась, обняла себя за плечи, она была такая худая, маленькая, как подросток, будто замерла в те свои пятнадцать лет, когда это с ней произошло, и не стала дальше развиваться. И не скажешь, что девушке уже двадцать пять лет.
Лерка осторожно сунула ногу в воду и поморщилась.
– Ой, какая студеная, – пропищала она и посмотрела на меня.
Мне хотелось сказать ей, чтобы она не залезала в это корыто, а то простынет, но почему-то промолчала, только поежилась, представив, какая, должно быть, там была холодная вода.
Из-за занавески появилась Олефтина, в руках она держала стакан с чем-то насыщенно зеленым, словно растворила в воде зеленку или отжала сок только что скошенной травы.
– Пей, – велела она, подавая Лерке стакан.
Лерка понюхала напиток и, поморщившись, залпом опорожнила содержимое. Снова поморщилась и опять посмотрела на меня. Мне показалось, что при этом её глаза блеснули зеленью.
– Забирайся в тазик, – велела ей Олефтина, и не дождавшись от неё смелости залезть, сама засунула туда Лерку.
– Ой, – взвизгнула Лерка, шлепнувшись попой на дно корыта. – Хо-л-л-л-ло-дно.
– Это талая вода, ничего страшного, не холодно, – сказала ей Олефтина.
И снова ушла за занавеску, и вышла уже оттуда с большой миской, откуда торчала ручка деревянного ковшика и всевозможные скляночки, которые она тут же вынула и расставила на столе. Олефтина плеснула в миску остатки талой воды из ведра, затем добавила несколько капель из одного пузырька, затем из другого, сыпанула ещё какого-то порошка, перемешала.
– Закрой глаза, – попросила Олефтина.
Лерка сжалась в комок, обхватила руками колени и зажмурилась. Олефтина зачерпнула ковшик, поднесла его ближе к своим губам и что-то прошептала на воду. Затем полила этим Лерку, продолжая бормотать, снова зачерпнула ковшик и опять прошептала. С каждым разом она произносила наговор всё громче и громче, читала нараспев, но я всё равно не могла разобрать отдельные слова, всё сливалось в едином монотонном гудении.
В какой-то момент мне вдруг стало не по себе. То ли от голоса Олефтины, который становился грубым, жестким; то ли от того, что вдруг уменьшилось пламя на свечах и мрак сгустился. Казалось, что в темных углах притаились какие-то потусторонние существа, и стоило только отвести глаза, как тени начинали шевелиться. Внезапно мне померещилось, что кто-то холодный коснулся моей спины. Я вздрогнула и резко обернулась. Позади меня ничего такого страшного не было, что уже успело нарисовать мне мое воображение, спинка дивана да бревенчатая стена с фотографиями, но отчего-то стало жутко, что я уже в который раз поежилась.
Между тем Олефтина продолжала читать наговоры, поливая Лерку из ковшика, та вся съежилась и дрожала в тазике. Вдруг Олефтина положила свою ладонь на её макушку и громко выкрикнула непонятное слово, резко выпростала вверх руку и схватила что-то невидимое над Леркиной головой, и давай с силой рвать это что-то, бурча и приговаривая. В эту секунду страшно затрещало пламя в свечах и легло на бок, рискуя потухнуть и
