Повести и рассказы - Джо Хилл
— Джереми, если ты не встанешь, нам не удастся поиграть с компьютером, — говорит она. — Ты меня слышишь?
Джереми помалкивает, и женщина снова тащит его за руку. Один круг, другой… Повернувшись к нам лицом, мальчик бросает на меня безразличный взгляд. У него тоже течет из уголка рта.
— Хочу-у-у, — протяжно и тупо ноет он. — Хочу-у-у…
— В библиотеке только что установили четыре новых компьютера, — рассказывает мистер Грейс. — Все подключены к Интернету.
— Полюбуйтесь, какой здесь замечательный мрамор, — восхищается мама.
Папа нежно сжимает мое плечо.
* * *
Наступает сентябрь, и в первое же воскресенье мы с папой идем на стадион. Еще очень рано, и здесь никого нет, лишь пара новичков прибежала с рассветом. Наверное, хотят произвести впечатление на тренера. Папа садится на трибуне прямо за щитом, отгораживающим пластину дома — разговаривает с Шоннесси из отдела спортивных новостей и одновременно играет со мной в «Найди пропажу». Он составляет список предметов, которые нужно отыскать. За каждую находку можно получить какое-то количество очков, и я рыскаю вокруг. Мы уговорились, что кучи мусора обходим стороной. Впрочем, папе известно: я ни за какие коврижки не буду в них рыться. В списке может быть что угодно: ручка, четвертак, перчатка и так далее. Задание непростое, особенно после того, как уборщики уже прошлись по парку.
Обнаружив любой предмет из списка, несу его папе. Сегодня нашел ручку, палочку черной лакрицы и железную пуговицу. Возвращаясь из очередного рейса, вижу, что Шоннесси ушел. Папа сидит, закинув руки за голову, а ноги — на соседнее сиденье. На коленях у него — открытый пакетик с фисташками.
— Не хочешь присесть? — предлагает он.
— Нашел коробок спичек! Сорок очков! — объявляю я, плюхаясь рядом.
— Смотри, сынок, как здесь здорово, когда никого нет, — говорит папа. — Такая тишина… Знаешь, что мне больше всего в этом нравится?
— И что же?
— Можно посидеть, подумать, пощелкать орешки…
На улице нежарко. Над головой холодное бело-синее небо. Прямо над внешним полем, где разминаются и болтают новички, раскинув крылья, неподвижно висит чайка. Один из новеньких смеется, и мне нравится этот звонкий молодой смех здорового человека.
— Как думаешь, где лучше: здесь или дома? — спрашиваю я.
— Здесь лучше, — отвечает папа. — Орешки щелкать удобнее, дома ведь на пол грызть не будешь. — Он бросает скорлупки себе под ноги. — Дома нам живо надерут задницу за беспорядок.
Мы задумываемся. С внешнего поля задувает прохладный ветерок, освежая наши лица. Сегодня хоумранов не будет — ветер неподходящий.
— Ну что… — Я нарушаю тишину. — Сорок очков! Держи коробок, а я побежал искать дальше. Уже почти все нашел.
— Да ты везунчик, — соглашается папа.
— Хорошая все-таки игра, — говорю я. — Кстати, в нее наверняка и дома можно сыграть. Напишешь список — а я все найду. Как мы до этого не додумались? Почему ни разу не играли дома в «Найди пропажу»?
— Потому что здесь лучше, — бормочет папа.
Я срываюсь с места в поисках последних предметов по списку. Остался шнурок и брелок для ключей в виде заячьей лапки.
* * *
Наш разговор все крутится у меня в голове. Наверное, такие моменты не забываются: например, когда папа говорит одно, а имеет в виду совсем другое. Интересно, как глубоко порой прячется смысл в самых обычных словах. Люблю об этом думать. Люблю вспоминать, как папа сидел, сцепив руки на затылке, как над полем нависло холодное синее небо. Помню старую чайку с раскинутыми крыльями, парящую над внешним полем. Куда-то ведь летела, и в то же время не двигалась ни на дюйм… Это прекрасные воспоминания; их следует хранить. Такие минутки должны быть в жизни у каждого человека.
Перевод: Виталий Тулаев
Черный телефон
Joe Hill. "The Black Phone", 2004
1
Было ясно, что толстяк на другой стороне улицы вот-вот уронит свои покупки. Прижимая к животу бумажные пакеты, он пытался отпереть заднюю дверь фургончика. Джон Финни наблюдал за ним, сидя на крыльце магазина и попивая виноградную газировку. Сейчас толстяк откроет дверь — и пакеты у него упадут. Левый уже почти сполз.
Этот тип был не просто толстый, а невероятно толстый. Сзади у него, там, где выбритая до блеска голова соединялась с туловищем, вместо шеи висели две большие складки жира. Он щеголял в яркой гавайской рубашке — туканы среди ветвей, — хотя погода стояла нежаркая. Финни то и дело отворачивал лицо от резкого ветра. Он тоже оделся не по погоде. Стоило бы подождать отца в магазине, но ему не нравилось, как хозяин, старый Тремонт Пул, вечно на него пялится, словно боится, что Джон Финни что-нибудь сломает или стащит. И Финни зашел только купить газировку, уж очень он на нее подсел.
Щелкнул замок, и дверца машины распахнулась. А дальше все разыгралось как по нотам, и лишь потом Финни сообразил: видимо, так оно и планировалось. Фургончик был сзади набит воздушными шариками, и, как только дверца открылась, они всей массой ринулись наружу, навстречу толстяку, а тот почему-то удивился, как будто не знал, что у него в машине есть шары. Отскочил назад. Левый пакет грохнулся наземь, лопнул. Во все стороны покатились апельсины. Толстяк пошатнулся, с него слетели темные очки. Балансируя на носочках, он попытался поймать шары, но было уже поздно: они улетали.
Толстяк выругался и сердито махнул им вслед. Потом посмотрел вниз и опустился на колени. Засунув второй пакет в фургон, он стал шарить по земле в поисках очков. Ладонь его наткнулась на яйцо, раздавила. Он поморщился, затряс рукой, разбрызгивая блестящие нити белка.
Финни, оставив бутылку на крыльце, перешел дорогу.
— Мистер, вам помочь?
Толстяк, глядя на него слезящимися глазами, спросил:
— Видал, какая фигня случилась?
Финни посмотрел на дорогу. Связка шаров уже поднялась футов на тридцать и летела вдоль дороги прямо над разделительной полосой. Шары были черные, все до единого, как морские котики.
— Да, я… — пробормотал Финни и умолк, хмуро глядя на шары, уплывающие к затянутому тучами горизонту. Не нравились они ему. Кому нужны черные шары? Для поминального обеда? Они были похожи на какой-то ядовитый виноград. Финни поводил во рту языком, впервые замечая, что от любимой виноградной газировки остался неприятный металлический привкус, словно он жевал
