ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо
По моим наблюдениям, большинство людей с течением жизни деградирует. Да, наблюдения довольно пессимистичные и идут вразрез с современными представлениями о терпимости. Я где-то слышал, что продолжительность человеческой жизни рассчитана природой на тридцать – тридцать пять лет и то, что люди живут в два раза дольше, – заслуга науки и медицины. Если это правда, то это лишь подтверждает мои выводы. С чего бы развиваться сознанию человека после этого возраста, если его тело уже давно должно окончить свой путь на земле? С этим утверждением можно спорить и размахивать руками, доказывая обратное, но для меня это факт. К счастью, я еще не достиг этого рокового возраста, но уже стал замечать за собой признаки деградации. И дело даже не в том, что я стал читать меньше книг или, к примеру, перестал ходить в театр – туда я и раньше не ходил, просто однажды я заметил, как мир вокруг меня стал потихоньку сужаться. Мои интересы перестали расти в геометрической прогрессии, как раньше. С каждым годом их становилось все меньше. Мечты стали какими-то серыми и приземленными, мысли – медленными и неповоротливыми. Мой мир неумолимо схлопывался в точку. Точку, в которой жизненные интересы ограничены бездумным просмотром роликов в Ютубе после рабочего дня, диваном и бутылкой пива, мечты – лишним выходным, а мысли превращены в тягучий липкий кисель, подрагивающий в черепной коробке. Кисель, в котором уже образовались комочки, самый большой из которых носит название «Чего бы пожрать?», а второй по размеру – «Чего бы посмотреть?».
Да, это печальный процесс, неминуемый для большинства людей, но над некоторыми судьба может иногда сжалиться и протянуть им руку помощи в виде человека, который, лишь появившись в жизни такого страдальца, как домкрат распирает границы его сужающегося мира. Аля стала для меня именно таким домкратом. Нет, она не стала моим мотиватором, учителем или, что хуже – духовным наставником. Она всего лишь своим примером показала мне, как можно смотреть на сложные вещи просто и без лишних заморочек. И как только я примерил на себе ее взгляд на мир, его границы тут же стали расширяться с космической скоростью.
Однажды, в самом начале наших отношений, я пригласил ее в ресторан. За свою жизнь я был в ресторане всего несколько раз – мне никогда не нравились напыщенность и пафос подобных заведений, но стереотипы для того и существуют, чтобы им следовать, поэтому логическая цепочка «цветы-ресторан-романтика», возникшая в моей голове, все же обрела материальную форму.
Мы сидели друг напротив друга за столиком, покрытым белоснежной скатертью. Я пытался выглядеть непринужденно, рассказывая какую-то забавную историю, а сам в это же время косился на салфетку из плотной ткани, стоявшую конусом на столе. Наверное, я просто слишком переволновался перед свиданием, но в тот момент я вдруг обнаружил, что не знаю, как поступить с этой салфеткой – оставить ее на столе, положить на колени или заправить за воротник, как это всегда делают всякие аристократы в фильмах. Я очень боялся ударить в грязь лицом перед Алей и сделать что-то не так. Да, сейчас эта ситуация уже кажется смешной, но в тот момент я распереживался не на шутку. Я закончил рассказывать какую-то смешную историю как раз в тот момент, когда к нам подошел официант, чтобы принять заказ. Бросив взгляд на салфетку, которою я теребил пальцами, не зная, как к ней подступиться, Аля откинулась на спинку стула и указательным пальцем демонстративно отодвинула от себя меню.
– Скажите, пожалуйста, буйабес в вашем ресторане готовят по марсельскому рецепту?
Официант, который, видимо, почувствовал мое волнение и по старой официантской традиции тут же нацепил на лицо слегка снисходительную улыбочку, после вопроса Али заметно погрустнел.
– Простите, что вы сказали?
Аля внимательно посмотрела на него, а затем слово в слово повторила свой вопрос. Я же в этот момент понял, что проблема с салфеткой – не самая животрепещущая. Слово «буйабес» я слышал впервые в жизни, и оно сразу мне не понравилось, потому что даже его звучание намекало на то, что каждая буква в нем стоит немалых денег, которых на тот момент у меня не было. Приглашая Алю в ресторан, я рассчитывал на ее человечность в виде какого-нибудь недорогого салатика, но дело сразу же приняло крутой оборот. Тем временем официант взял себя в руки и на этот раз натянул на лицо маску человека, уставшего от жизни и не несущего ответственности за ассортимент блюд.
– К сожалению, у нас нет такого блюда в меню, – произнес он, как мне показалось, слегка обиженным тоном, – из первых блюд могу предложить суп из тыквы с креветками, щавелевый суп и солянку старорусскую.
Аля посмотрела на меня таким взглядом, будто бы только что узнала о смерти человека, с которым была мало знакома – слегка опечаленным, но в то же время скучающим. Я же растерялся еще больше, потому что нужно было что-то говорить, а в моей голове осталось всего одно слово «буйабес», которое вытеснило все остальные слова куда-то в область мозжечка, и они никак не могли проникнуть в горло.
– Филипп, я хочу буйабес, – капризно надула губки Аля.
– Но… Дело в том, что здесь нет… его, – хрипло выдавил я.
– Тогда пойдем туда, где он есть.
Когда мы шли к выходу из ресторана, я с грустью смотрел на свои начищенные ботинки и думал о том, что мне эту девушку «не потянуть». Судя по всему, она привыкла совсем к другой жизни, которая настолько же от меня далека, насколько первое свидание в ресторане далеко от щавелевого супа. Тем не менее я решил идти до конца и, чего бы мне это ни стоило, все же найти этот проклятый буйабес, даже если для этого придется объехать все рестораны нашего городка и выложить за него всю зарплату.
Как только мы оказались на улице, Аля остановилась и взяла меня за руку.
– Давай по-честному, – глядя мне в глаза, твердым голосом произнесла она и замолчала.
– Давай, – после паузы ответил я.
– Я имею в виду – давай всегда по-честному. Тебе же было там некомфортно?
– Ну…
– По-честному.
– Да, я не люблю
