Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

Мизинца окатило волной страха. Что, если монстр рванет к берегу, выпрыгнет из воды и помчится на него, отталкиваясь от земли сильными перепончатыми лапами?

Крокодил развернулся и поплыл прочь, интенсивно орудуя в воде хвостом, который ничем не уступал гребному винту моторной лодки.

— Да! Так ему, братишка! Да! — ликовал старший Ежевикин.

Младший плыл к берегу.

Все смотрели на него. Смурф, который так и не решился выстрелить. Боялся задеть брата-два? Или не хотел тратить патроны? Трясущийся как осиновый лист Оз. Даник, забывший о камне в руке: рука висела у бедра, еще чуть-чуть — и расслабленные пальцы разожмутся.

— Круто! — закричал Зиппо. — Это так же круто, как Кейдж и Траволта в «Без лица»! Когда они целятся в свои отражения! Ох и…

Зиппо запнулся.

Брат-два вышел из воды. Его встречал брат-один, намереваясь расплющить в объятьях. Но вместо этого отпрянул с раскинутыми в стороны руками и тяжело задышал.

— Хера себе, — сказал Смурф.

У младшего Ежевикина не было левой руки.

4

Это было совсем не круто.

Вместо руки висела окровавленная культя. Из рваной раны торчала расщепленная кость, болтались лохмотья кожи. Кровь лилась, будто из крана, барабанила по воде. Рука отсутствовала почти полностью. Откушена по плечевой сустав. Мизинец видел обрывки вен и мышц.

Брат-два выбрался на берег. Наклонил голову к ужасной ране, чтобы лучше рассмотреть, и его лицо побагровело.

Брат-один впился ногтями в собственные щеки и завопил.

Даник улыбался. В вылинявших голубых глазах стояло что-то вроде торжества.

— Помогите ему… — застонал брат-один.

Сам он отходил все дальше от берега, от изуродованного брата, медленно поворачивая голову вправо и влево, словно не мог понять, кто все эти люди вокруг.

Мизинец увидел себя со стороны. Похожий на него парень — только худой и ужасно бледный — шел к брату-два. Этот парень-близнец стянул футболку и стал рвать ее на длинные полосы.

Мир сделал тошнотворный кувырок, и Мизинец оказался внутри этого парня. Его переполняли страх и что-то еще… решимость. Он умел накладывать жгут. Научил отец. Когда Мизинцу было лет десять, отец колол на озере дрова и разрубил себе топором ступню. Он не закричал, насколько помнил Мизинец, а просто сел на бревно и смотрел на глубокую рану, из которой толчками била кровь. На лице отца появилось выражение удивления, он словно спрашивал себя, как такое могло случиться. Потом поднял голову, увидел Мизинца, подозвал, махнув рукой, и стал командовать: принеси, наложи, затяни, обвяжи, снова затяни.

Брат-два шагнул навстречу. Мизинец не видел его лица: его будто стерли и покрыли красным лаком. Мизинец протянул руку, и в этот момент громыхнул выстрел.

Брат-два дернулся и стал заваливаться назад. Упал навзничь в воду.

— Не-е-ет! — страшно закричал брат-один.

Мизинец присел на корточки, обхватил голову руками и повернулся. Должно быть, он сделал это очень быстро, потому что увидел, как падает гильза, вылетевшая из окошка затвора.

Смурф продолжал целиться туда, где секунду назад стоял брат-два. Мизинец выронил порванную футболку, и она поплыла за изуродованным телом. Пена у кромки воды стала красной. Река ликовала.

— Он бы не выжил, — сказал Смурф и начал разворачиваться.

Даник шагнул к нему с занесенной над головой рукой. Не стоял на месте и брат-один — бежал к Смурфу. Мизинец сидел, прислушиваясь к гулкому звону в черепе, наблюдая, как время неторопливо смаргивает картинки, заставляя их двигаться.

Смурф увидел Даника, и его лицо вытянулось. Выстрелить он не успел.

Брат-один врезался в Даника и повалил на землю. Камень покатился по глине, оставляя неровную бороздку. Бейсболка слетела с головы Даника. Брат-один заработал кулаками.

— Чего не лыбишься, вафел?! Не смешно тебе?!

Он все бил и бил, крепкие руки ходили поршнями, костяшки покраснели от крови. Даник перестал шевелиться.

Голова Мизинца полнилась колким ужасом, похожим на черные мысли безумца. Он пополз вперед, вцепился в мокрую спину брата-один, полез по нему, схватил за плечи и повалил на бок.

— Уже не смешно? Да? — хрипел брат-один, продолжая таранить кулаками воздух. — Не смешно?

Потом вывернулся и саданул Мизинцу локтем в зубы. Лопнула верхняя губа, Мизинец почувствовал металлический привкус крови. Он упал на спину и не смог встать: Смурф наступил ногой на грудь. Мизинец увидел направленный в лицо пистолет.

— Не рыпайся.

Брат-один вскочил на ноги. Шрам на его лбу стал бордовым.

— Иди сюда, гондон! Сюда иди, сказал!

Он подлетел к Зиппо, схватил за кофту и потянул к лежащему Данику.

— Пожалуйста, не надо, — повторял Зиппо, — пожалуйста, не надо, пожалуйста…

— По лицу его бей! Давай!

Даник был мертв. Мизинец понял это, когда увидел голову парня.

— Бей, говорю! — верещал брат-один. — Бей, сука! Урою!

— Пожалуйста, не надо…

Зиппо трясся от рыданий. Попытался упасть на колени, но брат-один вздернул его вверх. Вмазал кулаком в шею. Зиппо закашлял.

«Это все не по-настоящему, — подумал Мизинец. — Я утонул, и всего этого нет».

— Бей!

— Пожалуйста…

Зиппо поднял ногу и несильно пнул неподвижное тело Даника.

— Давай! По лицу!

— Не…

— Бей, сука!

Зиппо ударил.

— Сильнее! Так! Еще! Еще!

Взгляд Зиппо перестал быть осмысленным, мышцы на лице расслабились. Что-то оборвалось внутри него. Тот, кто продолжал бить мертвого Даника, был маленьким, костлявым и безумным; он сидел за центральным пультом управления в голове Зиппо. Бил и топтал.

— Не надо! — заверещал Зиппо, на секунду прорвавшись к пульту, и тут пропал звук, хотя рот Зиппо был распахнут, а лицо тряслось.

Это было до того страшно, что Мизинец закрыл глаза.

Открыл, когда его толкнул Смурф.

— Подъем! Хватай баулы, и валим.

Мизинец поплелся к дереву, вокруг которого вечность назад обвязал веревку. Там был Кляп: сматывал веревку петлями. Рядом стоял старший Ежевикин, подкидывал в руке нож, поглядывал на реку, которая унесла тело его брата.

Мизинец плохо соображал. Сколько просидел с закрытыми глазами — не помнил. Как на этом берегу оказался Кляп — не помнил. Куда делось тело Даника — не помнил. Скорее всего, тоже скинули в реку. Может, даже он сам… под управлением маленького, костлявого и безумного человечка, всегда готового вскарабкаться за центральный пульт.

Кляп посмотрел на Мизинца и кивнул: знаю, все знаю. На Кляпе были только джинсы, волосы — мокрые, на торсе блестели капельки воды.

Зиппо сидел на траве и едва заметно раскачивался. То ли всхлипывал, то ли сдавленно вздыхал. Мизинец посчитал это хорошим знаком, но потом увидел выражение лица парня, его пустые глаза.

— Почему ураганы называют женскими именами? — спросил Зиппо, глядя сквозь Мизинца. И сам ответил: — Потому что когда они уходят, то забирают твои дом и машину.

Зиппо разговаривал сам с собой. Или со всем