Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Сержант смотрел на дорогу сквозь стекло, замутненное ливнем, и стальную решетку. «Лава» двигалась в урагане.
На заднем сиденье вскрикнули.
— Как он? — сказал сержант.
— Отрубился, — сообщил рядовой. — Дышит хреново.
— Быстрее можешь? — спросил старшина.
— Попробую.
Старшина сощурился, вглядываясь в боковое стекло. Деревья на аллее гнулись под напором ветра.
Броневик рыскал по дороге, плыл, сержант вцепился в руль. Дворники «Лавы» проигрывали дождю. Но самой «Лаве» было что противопоставить урагану: низкий центр тяжести и большой вес.
Сержант свернул налево, на главную улицу, и повел броневик на север. Ветер бросал под колеса обломки, но сержант умело обходил препятствия. Впереди замаячило здание собора, ураган сорвал с куполов отполированные до зеркальности пластины.
В грозовом небе полыхнула молния. Большая ветка ударила в кабину справа — отбила боковое зеркало.
— Ишь ты, — сказал старшина, будто ураган был его внуком.
Ливень прыгнул на ветровое стекло. Что-то сотканное из ливня.
Сержант дернул руль вправо — броневик накренился, но устоял.
— Ох, сука…
В решетку вцепился огромный зверь. Оскаленная пасть, острые клыки — все из капелек воды. На загривке зверя дыбились тонкие струйки прозрачной шерсти. Задние лапы скребли по отвалу, соскальзывали с опоры.
Сержант вдавил в пол педаль газа и снова рванул руль, на это раз влево. «Лава» пошла юзом. Ливень щелкнул челюстями в полуметре от лица сержанта. Клыки сомкнулись на решетке, и голова зверя взорвалась брызгами.
Скользя наискось по дороге, «Лава» содрогалась всем корпусом. Сержант вывернул руль и остановил броневик.
— Совсем охренел! — крикнул старшина. Кажется, он что-то кричал и до этого.
Сержант распахнул дверь и спрыгнул в глубокую лужу. Хотел удостовериться в том, что зверь исчез. Или его никогда и не было. Фокусы урагана? Или причина в его, сержанта, голове? В той девочке, которой он не успел помочь, слишком поздно отогнав диких собак…
Вновь полыхнула молния, сержант сжался, развернулся к броневику и защелкнул карабин на приваренной к корпусу скобе. Ливень хлестал по лицу, потоки воды стекали за воротник куртки, но сержант продолжал вглядываться в дождь.
Зверя он не увидел. Зато увидел маленькие фигурки. Они были далеко — бежали по дороге в сторону «Лавы», размытые дождем, зыбкие, нереальные… дети? Они не могли быть настоящими. Ветер пытался оторвать сержанта от земли, а дети неслись так, словно нашли способ не замечать ураган…
— Сержант! — надрывался старшина из салона. — В машину, идиот!
Прежде чем отстегнуть карабин и забраться в кабину, сержант еще несколько секунд смотрел на бегущие фигурки и качал головой.
Он хотел взглянуть на мираж еще раз, когда развернул и стал разгонять «Лаву», но левое боковое зеркало смел ураган. А в правом виднелся лишь дождь.
Глава 7
Черновик. Насущные вопросы. Брат-два стреляет в собаку. Недолго, но почти счастливы. Острые, как бумага
1
Парням казалось, что они идут целую вечность. Бесконечно тянулись равнины, покрытые полынью и соцветиями вереска, с вкраплениями степных деревьев и кустов. Невысокие холмы, в далекой дымке — горные силуэты.
Спускались в балки, образованные пересохшими реками, и, если было по пути, двигались по этим узким долинам, иногда ветвящимся на мелкие русла. Уже не бежали: не было сил. Быстрого шага хватало, чтобы обогнать ураган (Оз считал, что ураган замедляется), но на это уходило гораздо больше времени; на привалы вставали реже.
Ночью выпадал толстый слой росы. Огромные капли лежали на разнотравье, искрились в утреннем свете. Перекати-поле горело плохо, не всегда удавалось собрать достаточно веток для костра.
Руся снова сдал. Поднялась температура, он потел и задыхался даже на привалах. Кашель давался с болью и не приносил облегчения. Одна радость — рана на руке заживала хорошо; Оз сказал, что через день-другой можно будет снять швы… то есть скобы.
Еда и вода заканчивались. Сколько длился этот степной поход? Два дня, три? Скоро придется щипать траву… а как быть с водой? Какая-то часть сознания Мизинца, еще способная шутить, выдала: «Придется пить кровь». Смеяться было некому.
Устроились на стоянку. Мизинец никак не мог заснуть: в спину впивался бугорок. Но перебраться на другое место было лень. Наконец он перевернулся вперед ногами. Сначала было жарко — лежал поверх одеяла, потом стало холодно — завернулся. От окружающей тишины звенело в ушах. Заснул и проспал ровно час.
В дозоре стоял Кляп. Перекусили орешками и водой.
Мизинец проверил Русю. Сел рядом, приподнял голову, дал воды. Вопросительно всматривался в бледное влажное лицо, не решаясь начать. «К чему сейчас это?» Все-таки сказал:
— Я нашел записку. Она выпала у тебя из кармана.
Руся втянул голову в плечи. Мизинец услышал, как у парня забурлило в животе. Вот так реакция, словно один реактив плеснули в другой.
— Ты ведь сам писал эти письма с угрозами? Да?
Руся затрясся, харкнул зеленоватой слизью. Мокрота пахла гноем.
— Отдай… письмо…
— Потом. Хочешь, чтобы увидели… эти?
Руся с усилием замотал головой. Его лицо осунулось, вокруг рта появилась красная сыпь, похожая на капельки крови, — ну прямо вампир после долгожданной трапезы.
— Зачем ты их писал? — спросил Мизинец.
Руся долго-долго смотрел на него. Иногда казалось, что его сознание уплывает. Мизинец положил ладонь на карман куртки, в котором лежал сложенный вчетверо листок бумаги. Набросок от руки. Обещания резать и истязать, адресованные самому себе. Видимо, Руся сначала писал черновик, а потом набирал на компьютере, распечатывал и… Мизинец представил, как Руся стоит у собственного почтового ящика, прислушивается к шагам на лестнице; представил смутно, потому что все это было далеко: лестницы в подъездах, почтовые ящики, обычная жизнь.
— Ты никому не расскажешь? — прошептал Руся.
— Нет. Смысл?
— А если выберемся?
Вопрос застал Мизинца врасплох. Еще несколько дней назад он бы оптимистично ответил: «Не если, а когда». Но теперь…
— Зачем писал? — повторил он.
— Чтобы… ну, это было… мне нравилось, когда…
— Когда о тебе говорят? Хотел привлечь внимание?
Руся потупил взгляд.
— Ну… да…
Мизинец покачал головой.
— Вот идиот, — сказал он. — Ладно, сам с этим разбирайся. А записку я сожгу.
— Спасибо… — Руся закашлял. — Мизинец…
— Что?
— Ты меня… презираешь?
— Нет, — соврал Мизинец. — Что за бред?
Он отошел к лежаку, достал из рюкзака бинокль.
— О чем терли? — спросил Смурф.
— Да так, ни о чем. Температура у него.
— Не задолбало немощного тащить?
— Нет.
— Воды больше не получит. Хлещет за троих.
— Мы
