На золотом крыльце — 2 - Евгений Адгурович Капба
— Ну извините! — развел руками я, внутренне холодея.
Наверняка от Рюриковичей — лучших менталистов в мире (кроме Грозных, конечно) не укроется факт вмешательства в сознание. Мне что — убить его лучше было? В принципе — не жалко, но я как-то пока вроде никого еще лично и не приканчивал, и провернуть такое было бы, мягко говоря, стремно…
— Все уже кончилось, Миха. Сейчас его подельников два опричных полка ищет и земская дивизия, — «успокоил» меня Барбашин. — И с этой твоей лягушкой переговоры ведут, чтобы она по своим хтоническим каналам их местонахождение пробила, если вдруг они в Черной Угре где-то прячутся. Найдут!
— Так там группа была? Слушайте, князь, чего им всем от меня надо? Они к бате моему подобраться хотят, да? — меня на самом деле всерьез эта ситуация раздражала. — Может мне публично от него отречься? Типа — стань сам себе предком, и все такое, ну, как у Абрантеса, помните?
— Знаешь, Миха… — князь тяжко вздохнул. — Иногда ситуацию нужно просто принять и жить внутри нее. Поверь мне, кто бы на тебя ни охотился — им глубоко насрать на тебя, на твои слова, клятвы, отречения и присяги. Вообще — на тебя лично им более чем все равно. Ты для них — одна из дорожек к твоей родне. Я не знаю твою родню, Титов. Но уверен — это кто-то с самого верха.
— Дичь какая… — я потер руками лицо. — Просто смириться? Пропустить торг и депрессию и перейти к принятию?
— А гнев? — поднял бровь куратор.
— А я в нем, блин, живу последние полтора года, — буркнул я. — С того самого момента как меня у деда Кости и бабы Васи забрали и в интернат перевели. Князь, я с вашего разрешения подремлю? Если еще и допрос будет, то до утра поспать мне явно не удастся. Хоть сейчас полчасика покемарю…
— Если получится — спи, — покосился на меня Барбашин. — У тебя не нервы, Миха, а стальные канаты.
— Я уже начинаю, — откликнулся я.
— Что — начинаешь?
— Принимать ситуацию. Если нифига изменить нельзя — так хоть высплюсь, — и демонстративно закрыл глаза, откинувшись на неудобном сидении.
Спать — это всегда запросто. Менталист я или не менталист, в конце концов.
Глава 23
Каникулы
Интерлюдия
— Они убили Веню, — сказал Василий.
На нем лица не было, и выглядел обычно франтоватый средний сын Государя явно разбитым. Вместо щегольских костюмов, так любимых этим дородным красавцем — обычный джемпер и джинсы, вместо шикарных штиблет — видавшие виды кроссовки. Поза царевича выглядела напряженной, он сложил руки на груди и положил ногу на ногу, погрузившись в глубину алого бархатного кресла.
— Погоди, ты что, Вениамина имеешь в виду? Твоего бастарда? — поднял бровь Дмитрий и взял со стола чашку с кофе. — Ты же с ним не общаешься?
— Не общаюсь… Не общался… Но — помогал. Присматривал, — Василий Иоаннович с грустью смотрел, как лучи утреннего солнца играют в хрустальных шариках вычурной люстры, которая висела на покрытом золоченой лепниной потолке. — Вениамин — хороший. Был! Жил в Москве, занимался автомобильной электроникой, на горных лыжах катался. Девушка у него была приятная, вот-вот должны были пожениться… А они — убили! Парень вообще понятия не имел, чей он сын! Зачем? У него ведь и прав на престол не было! Пытались похитить, он оказал сопротивление, погиб. Исполнителей найдут и четвертуют, если от них уже не избавились, но разве это вернет Веню?
Старший царевич одним большим глотком выпил кофе, поморщился, когда крупинки из гущи попали ему в рот, со стуком поставил чашку на стол и проговорил:
— У меня погибли близнецы. Два месяца назад. Славка и Гришка. Уверен, вы помните Маринку — она титул «Красавица Поволжья» в девяносто первом году взяла, м? Хорошая девка, и сынов родила хороших, но сами понимаете… В общем, оба — вояки, оба — поручики, разведчики, в составе ограниченного контингента на Балканах воевали. Попали в засаду, приняли бой, убиты. Их семьям я пробил повышенную пенсию, наградили парней посмертно. Маринке соболезнование отправил… Прискорбно, конечно, но война есть война. А теперь задумался… Кому-то срочно понадобились наши бастарды?
— На наших детей охотятся, братья, — подытожил Федор. — Пока — на незаконнорожденных, или на тех, кого считают таковыми. Кажется, причина самая банальная: их безопасность обеспечена намного хуже, чем у рожденных в законном браке. Один — случайность, два — совпадение, три и больше — закономерность. А если копнуть глубже, и посмотреть, например, в разрезе полугода, то картина получится совсем скверная: были еще Дарья и Полина, наши единокровные сестрички, папины дочки от…
Тут он не договорил. Смерть матери каждый из царевичей пережил по-своему, но позднюю любовь царя — Прасковью Хилкову, они воспринимать отказывались, и даже произносить её имя старались как можно реже.
— Ты думаешь, и это звенья одной цепи? — удивился Василий, явно оживая и приходя в состояние своей обычной живости. — Они ведь в Сиаме развлекались! Раджапур — бандитский город, там каждый день такие вещи происходят! Тем более, никто не пострадал, охрана сработала, налетчиков уложили… С другой стороны — таких совпадений не бывает, верно! Послушайте, я ведь не за каждым из своих отпрысков наблюдал так, как за Веней! Знаю я, предположим, о троих, но мало ли… Может быть и там были нападения? Вы-то всех своих знаете?
— Конечно, нет! — ухмыльнулся Дмитрий, внезапно повеселев. И вдруг спросил: — А чей Бабай? Загадка века! Признавайтесь!
— Может, батин? — осторожно предположил Василий. — Я как-то не упомню, чтобы с орчанками это самое…
— Пальмовый туак на Борнео, — припечатал Федор, оставаясь серьезным. — Помнишь тот чудесный вечер? Во-о-от, никто не помнит. Но на алкоголь и девчонок я потом месяц смотреть не мог. А ты наоборот — в загул ушел, а, Васенька?
Васенька поморщился и замахал руками, как будто отгоняя от себя навязчивые видения.
— Твою мать, — сказал Дмитрий. — Получается — Бабай чей угодно! Там черт те что творилось у этого Кахарингана в бунгало и были мы там втроем! Не считая всех остальных… Воспоминания
