На золотом крыльце — 2 - Евгений Адгурович Капба
— А давай! — эта Волга на той стороне, похоже, была совсем девчонкой, даже странно что ей такое ответственное задание доверили.
С другой стороны — Анастасия Юрьевна Кузевич-Легенькая тоже своей в доску казалась, а на самом деле — свирепый специалист, психолог с большой буквы «Пэ»!
Я снял гарнитуру с уха и сунул ее в кабину катера.
— Онэгаи таскетэ… Киотскетэ… Худоку… — что-то такое он там бормотал, я нифига не понял.
— Японец! — оповестила меня Волга. — Ну, Барбашин разберется, куда его.
Над лесом в это время раздался гул конвертопланов. Целое звено винтокрылых машин на бреющем двигалось ко мне.
— Летят! — сказал я. — Сейчас тут будет шумно. Ничего не услышу.
— Так тебе не нужно слышать, Миха. Главное, чтобы я слышала. Ну хочешь — стихи читай, пока Барбашин за тобой не явится.
Конвертопланы были все ближе, Черное Болото пошло рябью… Деревья посреди воды зашумели, хтоническая ночь наполнилась отзвуками и отблесками. Глядя на всю эту фантасмагорию, я сказал:
— Наш директор, Ян Амосович — он любит Теннисона. Пусть будет Теннисон.
И начал декламировать:
— Когда скрыт в туче серп луны,
Я еду в темный бор,
И блеск в нем вижу с вышины,
И слышу гимнов хор.
Мне блещет храм из темноты,
И в нем слышна мне чья-то речь…
Конвертопланы зависли над водной гладью, и один за другим на тросах стали спускаться массивные фигуры опричников — в бронескафандрах, глухих шлемах, с оружием в руках они действительно напоминали легендарных рыцарей.
И вот гряда раскрылась туч,
И с рокотом орган
Мне льет торжествен и могуч,
Аккорды горних стран.
И дрогнул дол, понинул лес
И слышен голос средь громов:
'О, рыцарь Божий! Друг небес!
Иди, венец готов!' — продолжал читать я.
Они шли к месту аварии по пояс в болоте, рассекая броневыми пластинами черные воды, и я все больше удивлялся: как и я, и Голицын могли спутать дешевую подделку с этим доспехом? Воистину — иллюзия высочайшего качества! Вот в чем этот японец не был дилетантом — так это в иллюзиях…
— Титов? Что это ты тут делаешь? — прогудел из-под забрала голос Барбашина.
— Теннисона Волге читаю, — пояснил я. — Хотите послушать? Тут самый конец остался!
Забрало Барбашина открылось, и еще кое-кого — тоже. Например, я увидел Лаврентия Нейдгардта, а еще — Голицына, конечно.
— Вы поглядите на него, — сказал Нейдгардт. — В прошлый раз, когда он попал в переделку — цитировал герцога Абрантеса. Теперь — Теннисона читает. Валяй, Миха. Дочитывай до конца, будет эпично!
— Так мимо замков, хижин, сел,
По рвам, лесам, стремлюсь я в даль,
С мечом, с копьем, с святым огнем,
Пока найду тебя, Грааль! — закончил я максимально пафосно, и раскланялся, прижав руку к сердцу и мотая волосами во все стороны.
А потом из кабины раздались рыкающие звуки и пришлось мне нарезать уже в совсем другом ключе:
— Господа, там японец рыгать изволит, как бы в блевотине не захлебнулся…
Опричники начали ржать, и уже готовы были паковать незадачливого похитителя, но голос Волги в моей гарнитуре заставил меня перемениться в лице:
— Миха, попроси капитана Барбашина назвать кодовые слова в правильной очередности. Сохраняется вероятность что перед тобой — противник. Хтонь фонит, я не вижу расположения группы эвакуации…
— Секундочку! — я поднял вверх правую руку. — Новая вводная: князь, назовите кодовые слова так, чтобы их слышала Волга в моем наушнике. Если этого не произойдет — я размозжу голову пленнику.
— Э… — опричники переглянулись. — Она что — не видит нас на экране? Или помехи какие-то?
Голицын вздохнул:
— Твою ма-а-ать… Тут компы сутки как работают, конечно — помехи! Давайте князь, а то и вправду ведь лишит нас «языка»!
Мой куратор состроил постную мину и зачитал по памяти:
— Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет. Печь. Девять. Добросердечный. Возвращение на родину. Один. Товарный вагон, — закончив, он ворчливо спросил: — И кто эту бредятину вообще выдумал? Что это в принципе значит? Лучше бы вон, как Миха — стихи декламировали!
— Нормально, это они, — удовлетворенно сказала в гарнитуре Волга. — Глянь через эфир и можешь отключаться.
— Через эфир Барбашин выглядит как геомант, Нейдгардт — как металлист-телекинетик, а Голицын — это вообще человек-факел, — отрапортовал я. — Голицына наблюдал месяц, ни с чем не спутаю.
— Ну и порядок. Будешь в Александровской Слободе — Селезневу спроси, чаю выпьем вместе. Конец связи!
Алиса Селезнева! Та самая попаданка! Вот кто со мной разговаривал! Пока опричники вытаскивали японца из катера, пока обыскивали всё — я терся рядом с Голицыным.
— Чуяло мое сердце, — сетовал поручик. — Гребаные иллюзии! Надо зеркало Нехалены еще купить, в штаб, в коллекцию, чтобы иллюзии распознавать. Ничего, с трофеев нормально деньги подняли, будет у нас в болоте Лена, а на стене — Нехалена! Больше такого не повториться… Позорище, а? А я еще на Ртищеву гнал. А сам-то?‥
— Вы что же — за свои деньги покупаете? — удивился я. — Я думал — такое только в школе.
Голицын дернул щекой и посмотрел на меня скорбным взглядом:
— О сколько нам открытий чудных… — продекламировал он. — Давай, теперь точно — до свидания. Тебя на допрос в Козельск забирают, ты ж иностранного шпиона обезвредил. Герой, а?
— Ну б его нафиг, этот героизм, — теперь щека дернулась у меня.
Может, это заразно? От поручика моя гримаса не укрылась и он усмехнулся:
— Магния попей с месяцок, как с практики вернешься. С витаминами группы бэ! И девчонку заимей. Регулярно! Иначе нервы посадишь.
— А вы?
— А я уже посадил, — откликнулся он.
* * *
Конвертоплан слегка покачивало на воздушных ямах, шумели двигатели, опричники переговаривались и шутили, перекрикивая шум. В ногах у нас болтался японец, который чего-то там бормотал, периодически перемежая все это странным словом «ксо-о-о» или «кус-о-о-о» как-то так, расслышать было практически невозможно.
Куратор сидел напротив меня, в десантном отсеке.
— Князь, — позвал я Барбашина и кивнул в сторону японца. — А что с ним теперь будет?
— А его кто-нибудь из Рюриковичей заберет для потрошения. По
