СФСР - Алексей Небоходов
Перед дверью квартиры Аркадий замешкался, открывая её словно чужую. Войдя, снял пальто, поставил портфель, прошёл на кухню. Всё было на местах, даже забытая утром чашка в раковине. Порядок казался безразличным. Всё было расставлено правильно, но не им, не для него.
Он сел за стол и опустил голову на руки. Не от усталости – от опустошения. Всё, что держало его прежде, было выговорено, выжато, высмеяно. Даже возмущаться больше не было чем. Он ясно понял: сам себя привёл сюда. Шёл, соглашался, молчал, исполнял. А теперь вышел из игры. И город понял это раньше него.
Глава 4
Аркадий открыл глаза и застыл в растерянности. Город молчал так напряжённо, словно вдруг забыл, как звучать. Вместо привычного утреннего гула за окном висела плотная, настораживающая тишина, тяжёлая и густая, будто осязаемый туман, заполняющий каждый уголок спальни и медленно проникающий внутрь.
Он осторожно встал, ощущая под ногами прохладный, подрагивающий паркет. Подошёл к окну, отдёрнул занавеску и почувствовал, как невидимая ладонь властно сжала грудь.
Улица выглядела чужой: обычно степенные соседи бегали от подъезда к подъезду, словно птицы, лишённые гнёзд. Лица были бледны и тревожны, глаза метались беспорядочно. Возле автомобилей вспыхивали споры и тут же стихали в нервной тишине. Паника заполнила двор, превращая его в театральную постановку абсурда.
Аркадий ощутил, как внутри поднимается тревога, не имеющая чётких очертаний, но уже тянущая вниз, как омут. Чтобы развеять нарастающее напряжение, он включил телевизор. Экран вспыхнул слишком ярко, будто заранее готовый сообщить важную новость.
Сразу началась трансляция из городского пункта чипизации. Репортёрша в строгом костюме стояла перед ухоженной, праздничной площадкой. За её спиной выстроилась очередь улыбающихся женщин с лентами в волосах и флажками в руках. Камера ловила сияющие лица, репортёрша с энтузиазмом подносила микрофон к очередной женщине:
– Для меня это честь! Я делаю это ради будущего страны!
Внутри пункта было стерильно, светло, звучала мягкая музыка. Врач, похожий на доброжелательного библиотекаря, прикладывал сканер к шее девушки. Она улыбалась, её глаза сияли. Одна даже прошептала: «Теперь я чувствую себя настоящей гражданкой!» Репортаж завершился аплодисментами сотрудников и лозунгом: «Сильная женщина – сильная нация!»
Аркадий выключил телевизор, но за глянцевой картинкой продолжало зудеть беспокойство. Он открыл планшет и вошёл в один из анонимных закрытых каналов. Первое видео ударило в грудь тяжёлым холодом. У другого пункта чипизации толпа женщин штурмовала двери. Кто—то упал, кого—то тащили обратно. Полиция в чёрной форме с безликими щитами и дубинками методично избивала женщин, монотонно повторяя: «Режим приёма завершён. Нарушение порядка. Сопротивление – статья».
На одном кадре девушка лет двадцати шести, с окровавленным лбом, сидела на асфальте и повторяла: «Я не знала… Я просто не знала…» Репостов было уже двадцать тысяч. Среди комментариев особенно выделялся один: «Когда маска улыбается, внутри лицо мертво».
Аркадий выключил планшет, резко отводя взгляд от экрана. Внутри поднялась волна отвращения – не только к увиденному, но и к себе, ведь именно он был частью механизма, породившего этот кошмар.
Он снова подошёл к окну, будто ища спасения от тревоги. Ситуация на улице стала напряжённее: двое мужчин в тёмной форме бесцеремонно вытаскивали из подъезда молодую девушку. Она отчаянно сопротивлялась, но её усилия были бесполезны. Пожилая женщина, явно её мать, кричала, хватала прохожих за руки, умоляя о помощи, но люди в толпе отводили глаза, словно ничего не происходило. Девушку втолкнули в машину, её крик оборвался глухим хлопком двери. Толпа стала расходиться, оставляя на асфальте женщину, беззвучно плачущую, закрыв лицо ладонями.
Аркадий отвернулся, не в силах смотреть дальше. Чувство бессилия, холодное и вязкое, поднялось выше, сковывая тело и мысли. Он ясно осознал, как глубоко оказался вовлечён в происходящее. Это был не сон и не фантастический фильм, а новая реальность, созданная им и подобными ему людьми.
Тишина снова наполнила комнату. Теперь она была не звенящей, а удушливой и липкой. Воздух закончился, уступив место вязкой пустоте, в которую Аркадий погружался всё глубже, теряя способность дышать.
Он сел на диван и закрыл лицо руками, пытаясь собрать мысли, но те путались, словно мелкие рыбки в мутной воде. Внутренний голос твердил, что нужно срочно что—то предпринять, но Аркадий не знал, что именно. Впервые за много лет он оказался без инструкций, советов и привычных схем, по которым жил всю жизнь.
Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, подавляя глухую боль. Он понимал, что игнорировать происходящее уже невозможно – реальность ворвалась в его жизнь, окончательно разрушив привычные границы.
На улице звучали редкие крики, быстрые шаги, шум машин, резко срывающихся с места. Город постепенно просыпался от ночного кошмара, но для Аркадия это было только начало.
Теперь, глядя в пустой потолок, он ясно чувствовал, что мир, к которому он привык, умер навсегда. Вместо него пришёл новый – жестокий, чужой, лишённый привычной человечности и надежды.
Только сейчас, наедине с собой, Аркадий полностью осознал, насколько глубоко увяз в этой системе. Выбор, казавшийся простым, оказался роковым. Погружённый в абсолютную тишину, он отчётливо понял: он не наблюдатель, а соучастник страшного и бессмысленного спектакля, поставленного безумным режиссёром.
Хуже всего было осознание, что отказаться от своей роли он уже не сможет. Он оказался внутри, и выхода больше не существовало.
Не выдержав вязкой атмосферы квартиры, Аркадий вышел на улицу, надеясь развеяться. Он шёл без цели, позволяя ногам нести его по улицам, наполненным тревогой, пока не оказался на площади перед ЗАГСом.
Ладогин резко вынырнул из тяжёлой задумчивости и остановился, словно наткнулся на стену. Обычно скучная площадь перед учреждением сегодня напоминала потревоженный муравейник, в котором каждый спешил куда—то со своей болью. Воздух был наэлектризован паникой и казался готовым вспыхнуть от одной искры.
Серое здание, прежде невзрачное, теперь напоминало древний храм, куда рвались отчаявшиеся паломники. Очередь извивалась гигантским драконом, пульсируя и гудя тревожными голосами. Люди спорили, торговались, обещали всё, лишь бы попасть внутрь заветных стен.
Аркадий осторожно приблизился к толпе, чувствуя, как учащается сердцебиение. Здесь всё было реальным и живым: боль, страх, надежда, отчаяние. Рядом женщина в старом пальто хватала прохожих за руки и кричала надрывно:
– Пожалуйста! У меня дочь… Ей завтра двадцать пять!
Прохожие отводили глаза, стараясь быстрее пройти
