Голова на колесиках (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Голова на колесиках

Глава 1

Сознание возвращалось постепенно, рывками.

Я то выныривал из пучины темноты, жадно глотая кислород иссушенной глоткой, то вновь падал в черные воды небытия.

А-а-а-х!

Окончательно очнувшись, я рефлекторно некоторое время открывал и закрывал глаза, спасаясь от резкого света.

Жив! И сознание, кажется, вполне адекватное. Никаких всплесков агрессии или негодования я не испытывал. А должен был?

Белый-белый потолок над головой. Нет, не такой уж и белый. Темный развод справа, сомнительное пятно чуть левее. Паутинка в углу. В этом помещении за чистотой особо не следили, это было ясно. Но что я здесь делаю?..

И главное, не пошевелиться. Тело я совершенно не чувствовал. Странно! Но я мыслю, вижу, а значит — правильно, существую! Это уже хорошо сознавать для начала.

Итак, что я помню?

Повезло, память никуда не делась, воспоминания тут же всплывали в голове, стоило лишь подумать о чем-то.

Максим Иванович Игнатов, сорок шесть лет, счастливо женат, двое детей… хм… неприлично богат. Меценат и филантроп? Ого! Я был очень успешным бизнесменом, и мое состояние оценивалось в три миллиарда долларов на момент смерти.

Что?

Какого хрена! Почему смерти?

А вот и подвох! Оказывается, я заболел и умер, точнее, должен был умереть, и никакие деньги не могли мне помочь остаться в живых. Смерти все равно, кого забирать, и деньгами от нее не откупиться.

Сам момент кончины я не помнил, а вот все, что предворяло этот процесс — вполне.

Врачи не могли меня спасти, лекарства от этой болезни еще не придумали, а все попытки удержать жизнь лишь причиняли телу неимоверные страдания, и тогда я принял волевое решение. Нет, не эвтаназия, но нечто вроде этого и безо всякой гарантии на успех.

Криозаморозка.

Компания, специализирующаяся на этом, обязалась сохранить мое мертвое тело в сосуде Дьюара — особой вакуумной камере, при температуре в −196 градусов по Цельсию в жидком азоте до того момента, когда наша передовая медицина, наконец, научится бороться с моей проблемой. Тогда, по идее, меня должны были разморозить и подлечить.

Конечно, вся эта идея была весьма своеобразной. Ладно бы еще дело происходило в Америке — там подобных компаний, как грибов после дождя. У нас же в России их можно было пересчитать на пальцах одной руки, а репутация… ну а какая может быть репутация у фирмы «Второй шанс», не произведшей еще ни одной разморозки?

Верно, никакой.

Но приходилось довериться и играть вслепую, потому как иных вариантов у меня не оставалось.

Америка — не вариант, слишком уж легко они вводили санкции, и мне не улыбалось в замороженном состоянии попасть под новый пакет. Там, кстати, довольно часто замораживали не все тело целиком — на это у родственников не хватало средств, — а лишь некоторые части. Например, голову.

Да, можно представить темное и холодное хранилище, в котором рядами были выставлены банки с замороженным головами вместо варенья. Почему банки? Там я себе это наглядно представлял, хотя на самом деле, конечно, все выглядело совершенно иначе.

Так, а что же сделал я? Мне хватило средств на полную заморозку, и оплатил я свое пребывание на длительный срок до двухсот лет. Лучше было заплатить с запасом, правильно? Хотя я надеялся, что врачи найдут лекарство раньше. Очнуться через двести лет — сомнительное удовольствие.

Так-так, и чем все окончилось?

Помню: стерильная палата и трогательное прощание с женой и детьми. Вика плакала, деликатно вытирая уголки глаз батистовым платочком от «Версачи». Сыновья сурово молчали, так их воспитали, в строгости и дисциплине.

Нотариус прочитал завещание, в котором все состояние отходило семье. Родителей моих уже не было на этом свете, так что делить было нечего.

Половина — жене, вторая половина — сыновьям после их совершеннолетия, а до этого момента Вика оставалась их единственным опекуном.

С моей стороны было лишь одно условие — никаких новых мужчин до того момента, как сыновьям исполнится восемнадцать лет. Учитывая, что они были близнецы и родились в один день, ждать оставалось еще чуть более пяти лет.

Ничего, потерпит. Деньги и власть того стоили. А если нет… я подготовился и на этот случай. Три частные сыскные конторы получили крупные суммы авансом. В их обязанности входило следить за Викой весь срок и фиксировать любые нарушения договора, если такие будут иметь место.

Меркантильность? Нет, нисколько. Всего лишь убежденность в том, что у каждого человека кроме прав существуют еще и обязанности.

В общем, я не слишком переживал по этому поводу. Если Вика сорвется, право опекунства она лишится, как и своей половины от трех миллиардов. В таком случае специальный трастовый фонд возьмет на себя заботу о моих пацанах на эти годы, а потом они в равных долях вступят в права наследования.

Все честно, без подвоха.

Так я считал, понимая, что жизнь, как обычно, может внести и свои коррективы в самый досконально продуманный план.

Впрочем, скоро я все узнаю. Раз я очнулся, значит, план удался: я жив и здоров!

Но почему процедура разморозки проходит столь странно? Я до сих пор не чувствовал тела, и никто из персонала не подошел проверить, все ли в порядке.

Подозрительно!

Так я пролежал, наверное, с полчаса или даже дольше, пока до меня не донеслось легкое шипение, как-будто неподалеку открыли дверь с пневматическим приводом. Потом я услышал чьи-то шаги, тяжелое дыхание с одышкой и резкий запах чеснока.

Наконец-то! Кто-то явился по мою душу!

Пришедший с негромким кряхтением приближался. Теперь, помимо чеснока, я почувствовал и явный запах алкоголя.

Да что тут происходит, черт побери⁈..

Неизвестный приблизился вплотную, и, вдобавок к чесноку и алкоголю, повеяло еще и крепким потом.

Я не мог его видеть, головой не пошевелить, все, что мне оставалось, это пытаться поймать в поле зрения хоть что-то, кроме потолка.

— Ты живой, нулевка? Ух и страшный ты, как посмотрю — бежать хочется! — раздался хрипловатый голос. — Вижу, глазами крутишь! Не пытайся даже, пока интерфейс не подключен, бесполезно.

Если бы я мог ответить, то, наверняка, разразился бы страшной бранью. Это дерьмо, а не клиника! Пациент провалялся бог знает сколько времени в отключке, очнулся, а проверить его состояние пришел нетрезвый и явно неадекватный тип. Это у них медперсонал проводит обследование в таком виде? Да после первой же жалобы такую контору закрыли бы немедленно!

Но ответить я не мог, поэтому пытался передать все охватившие меня эмоции яростным взглядом.

— Да не сверкай зерцалами-то, с меня спросу мало. Мне сказали включить и протестировать, вот я и включаю. А что и почему — это вопрос к начальству. Но тебе к ним ходу нет, нулевка. Тебе вообще… хм… мало куда есть ход…

Я все еще не видел обладателя голоса, все это время он находился где-то сбоку, не попадая в мое поле зрения.

Что же, очень надеюсь, что этот паралич — лишь временное явление, и когда я полностью оклемаюсь, то всем тут покажу, где раки зимуют! Пока же потерплю неудобства, ничего, не привыкать.

— Ну, вот и молодец, вот и славно… — донеслось до меня негромкое бормотание. — Хряпа все сделает как надо, просто немного потерпи. Сейчас я тебя зафиксирую в вертикальном положении!

Что он сделает? Зафиксирует? Я что, шаткая ваза?

Тут же надо мной сверху склонилась человеческая голова, заросшая давно не стриженной шевелюрой и густой бородой, а две руки потянулись в мою сторону.

Потом мир перевернулся, и вместо потолка я увидел стену, столь же обычную, давно требующую побелки, с темными пятнами разводов, без каких-либо плакатов, графиков и картинок, присущих любой больничной палате.

Зато я смог увидеть моего… врача, медбрата, работника компании «Второй шанс»?

В общем, я увидел Хряпу, но, честно говоря, лучше бы я его не видел.