Долина Колокольчиков - Антонина Крейн
Продав всего десять граммов экаина, можно купить осла. Но надо самому быть ослом, чтобы заняться таким поганым делом.
Из старого напутствия детектива Чупки Живари своим стажёрам
Насидевшись дома, мы отправились в Соловьиную Песню и присоединились к полуночной ярмарке, раскинувшейся на берегах озера. Над водой далеко разносились старинные мелодии лютни и флейты, скользили сорванные ветром розовые лепестки абрикосовых деревьев. Мы гуляли среди других таких же беспечных мечтателей, сладко пахло яблоками в карамели, ночь была поразительно тёплой и тёмной – в деревне отключили уличные фонари, и нас освещали лишь звёзды, озёрные светлячки и цветы на пригорке, которые на днях сажали мы с Кайлой.
Потом мы отправились на горячие источники. Небольшая гостиница с дюжиной уличных бассейнов, вода в которых менялась от бирюзового до тёмно-синего, находилась на возвышенности над Соловьиной Песней, и оттуда открывался восхитительный вид и на деревню, и на террасы цветущего миндаля, и на переливающийся вдалеке погодный разлом. Я думала, что из-за праздника тут будет не протолкнуться, но людей оказалось немного, и поэтому у нас повторно наступило время Потрясающих Историй. Сидя на камнях в клубах горячего пара, неподражаемый Морган в лицах поведал о том, как Берти позорно пришёл к нему плакаться после того, как в День Всех Влюблённых очередная первокурсница призналась ему в любви, стоя на крыше самой высокой башни академии, а тот в ответ крикнул, чтобы она лучше пошла и сделала несданную домашку, из-за чего его на некоторое время предали остракизму как «жестокосердного лицемера».
Берти с пеной у рта доказывал, что такого никогда не было, пока я не сказала:
– Вспомни артефакт поиска. Вот что было его ценой.
– Ох ты ж пра-а-а-ах… – сообразил Голден-Халла.
Мы шли домой, а за нами мягко, как на кошачьих лапках, кралось шёлковое серое утро. Берти стало совсем срубать: он по большей части держал глаза закрытыми, на любые замечания возражая, что он просто медленно моргает. Но когда Морган вслух обсмеял его, Берти воскрес, будто феникс, притопил Моргана в сугробе и потом первым вприпрыжку добежал до крыльца.
Мы разошлись по комнатам, и в моей душе царил мир. Казалось, у меня всё непременно получится: и в Седых горах, и вообще в жизни. Уже привычным жестом я сунула гребень под подушку и заснула.
* * *
А разбудил меня громкий стук в дверь.
Где-то там, внизу, по ней колотили так, что окна в шале дребезжали. Сквозь сон мне сначала подумалось, что я у себя дома, в Мшистом квартале, и, наверное, произошло очередное страшное преступление, поэтому по мою душу явился Полынь – и сейчас я шустро проснусь и получу от него привычный шутливый нагоняй, вслед за чем нас будет ждать бешеная скачка с применением теневых Умений…
Но нет: я была очень, очень далеко от дома. Хотя с причиной стука угадала.
– Здравствуйте! Вы видели сегодня Хэвора?! – буквально набросилась на меня какая-то круглолицая женщина, едва я открыла дверь.
– Нет… Он не приносил газеты уже пару дней, – я удивилась. – Я думала, у него выходные или что-то такое.
– У него не бывает выходных! – отрезала женщина. И вдруг, закрыв лицо руками, горько разрыдалась. – Мой бедный мальчик! Он пропал. Позавчера вечером он сказал, что у него есть важное дело – ушёл и… не вернулся. Никто в деревне его не видел, они успокаивают меня, мол, наверняка он поехал в город, но я не верю, что он бы просто так пропустил ярмарку у озера! Это же Хэвор! Он без новостей жить не может!
– Вы его мать?
– Да! И я чувствую, чувствую – что-то не так, как бы меня ни успокаивали остальные! – Она обессиленно рухнула на шезлонг на террасе. – Хэвор – он же такой непоседливый. Вечно всюду свой нос суёт, так и рыскает по округе, всё какие-то заговоры видит, а я говорила ему: тебя это до добра не доведёт! Напорешься в итоге на настоящих преступников, и что?
Стоя над несчастной женщиной, я думала о том же самом, ведь даже сломанные часы дважды в сутки показывают верное время. Одновременно с тем я понимала, что зачастую матери – существа излишне трепетные, нервные, переносящие на своих детей невероятное количество никак не связанных с реальностью, своих собственных страхов, комплексов и переживаний. Возможно, слова и эмоции этой дамы стоит делить как минимум на десять.
Но всё же…
– Давайте я налью вам чаю, а вы расскажете мне обо всём подробнее. Плакать на морозе – дурацкая идея, поверьте моему обширному опыту. Пользы не принесёт, только кожа потрескается и голова разболится. Заходите.
Под пронизывающими порывами ледяного ветра, разгулявшегося по горам, издевательски треплющего мою клетчатую пижаму, я пригласила маму газетчика пройти в дом.
* * *
Чем больше рассказывала госпожа Пушшентай – такая фамилия оказалась у Хэвора, – тем сильнее мне казалось, что она переживает на пустом месте.
Но в то же время интуиция никогда не была моей сильной стороной – особенно не стоило доверять ей наутро после лихой вечеринки. Во рту у меня пересохло, яркий свет делал глазам больно, но при этом, судя по тому, что ни Берти, ни Морган так и не спустились, я ещё была самой бодрой из нас. Только ворон Кори вместе со мной внимательно и вежливо слушал маму Хэвора, хотя она не была ему рада.
– Чёрный ворон и зеркало – к беде! – испуганно воскликнула она, увидев Корвина, чистящего пёрышки на каминной полке.
– Ничего подобного. К благополучному разрешению якобы безвыходной ситуации и к невероятной куче денег.
– Правда?..
– Да.
Я придумала это только что. Я всегда считала великой глупостью то, что люди верят сочинённым кем-то унылым суевериям и при этом не пользуются шансом изобрести свои. Если уж вы полагаете, что вера влияет на реальность, то почему бы не обратить её в свою пользу?
Налив госпоже Пушшентай ещё ромашкового чая и выдав кусок отменного пирога с вишней, я пошла наверх переодеваться. Лучше я сама быстренько схожу по трём сомнительным адресам, подцепленным из рассказов матушки Хэвора, чем буду вместе с ней переживать о судьбе газетчика. На прощанье я нацарапала записку ребятам: не хочу стать следующей в череде загадочных исчезновений.
«Знаете, я подумала, что нам с вами надо расстаться. Моя цель выполнена: и теперь я ухожу навсегда. Не вздумайте соваться в Шолох, это мой город».
А на обратной стороне: «Шучу. И заодно признаю, что с чувством юмора по утрам у меня не очень. Буду
