Светлые века - Йен Р. Маклауд
В зале для завтраков появились еще две ослепительно одетые персоны: мужчина с золотой цепью толщиной со швартов на шее и женщина в башмачках из сказки. Боудли-Смарты выглядели такими же неуместными и уродливыми, как и вчера, а грандмистрис Боудли-Смарт что-то громко говорила, размахивая руками и звеня браслетами. То, как она произносила гласные, указывало на какую-то английскую глубинку. Все эти вскинутые брови и шушуканья почти забавляли, когда не были адресованы мне.
Грандмастер Боудли-Смарт взглянул на меня, когда я уставился на него. Затем повернулся спиной и начал раскладывать кеджери. Я узнал скорее его, чем его жену – теперь сомнений не было, – но именно звук голоса грандмистрис Боудли-Смарт расставил все точки над «и». Она рассказывала предполагаемой подруге, которая изо всех сил старалась ретироваться, о некоем «заседании собратьев-искателей». При этом ее волнение настолько усилилось, что она отбросила всякие предосторожности относительно дикции. И я понял. Я был уверен. Я слышал такие голоса миллион раз, перекрикивающиеся друг с другом через заборы по всему Кони-Маунду, когда местные жительницы выбивали коврики во второсменник. Грандмистрис Боудли-Смарт была из Брейсбриджа, а ее муж с крысиным лицом, который покосился на нее и отправился уплетать обильный завтрак, был старшмастером Стропкоком, сверлившим меня взглядом в том кабинетике в «Модингли и Клотсон», говорившим, что я недостаточно хорош для Младшей гильдии инструментальщиков, позволившим мне прикоснуться к своему хилому кормилу. «Глаза и уши, сынок». Даже вдовий мыс на его лбу не изменился, хотя волосы поредели и поседели. Никаких сомнений. Не хватало только зажима для ручек и недокуренной сигареты в губах.
Старшмастер Стропкок с женой. Здесь, в Уолкот-хаусе, немыслимо богатые и называющие себя Боудли-Смартами. Это было еще более странно, чем мое собственное присутствие. Как они сумели провернуть такой явно волшебный трюк? В чем бы ни заключался секрет, у меня имелось преимущество. Вероятно, Стропкок отвесил слишком много оплеух и запугал слишком многих потенциальных подмастерьев, чтобы узнать одного конкретного юнца. Я налил себе еще чашку кофе и почувствовал, как руки перестали дрожать. Что ж, придется задержаться до конца празднества.
Белые стены обращенного к морю фасада Уолкот-хауса возвышались над отвесными белыми утесами, у подножия которых простирался белый песок. Утесы изгибались на восток от Солтфлитби, а затем поворачивали в сторону Фолкстона, словно укрывая это место гигантской рукой. Внизу, где вода была чище и голубее самих небес, застыли лодки, шныряли рыбы, колыхались яркие водоросли. Невесомые пловцы манили меня, пока я спускался по длинной лестнице.
– Это мастер Роб-б-б…берт!
Сэди, этим утром одетая в столь же скромный купальный костюм в синюю полоску, сколь роскошным был ее вчерашний наряд, выплыла из моря навстречу мне. В шапочке для плавания, оживленно касаясь меня мокрыми рыбьими руками, она сообщила, что вчерашнее происшествие почти не видела, но зато все слышала. Она смеялась и брызгала водой. Ну как же перевернулась эта огромная ваза!
– Робби, давай к нам, в воду!
Но я покачал головой. Я не умел плавать – Уити или Темза в этом смысле были непривлекательны, если знать, что в них попадало, – и у меня болела голова. Поэтому я сел на кристальный песок и стал наблюдать за купальщиками.
Вышмастер Джордж плюхнулся рядом со мной. Полосатый купальник демонстрировал, что руки и ноги у него худые, покрытые золотистым, как солнечный свет, пушком. Он со смехом отверг мои попытки извиниться за вчерашний вечер. Оказалось, такие выходки заслуживали похвалы. Да что там, однажды в чьем-то доме вышмастера стошнило на кучу чужих пальто, и до конца сезона его приглашали на ужин только ради того, чтобы он рассказал о случившемся… Мы замолчали. Мимо в жарком воздухе проплывали паруса, сопровождаемые перевернутыми отражениями. Купальщики добрались до платформы для ныряния и нежились, как тюлени. Бросив на меня виноватый взгляд, Джордж присоединился к ним. У этих пловцов была неугомонная энергия детей. Они смеялись и играли в воде. Бросались в воду, подымая тучи брызг. Я видел слуг, черные силуэты, витающие где-то на краю пляжа, клонящиеся, как болотные птицы, чтобы предложить подносы со льдом. Сэди вернулась ко мне, ее волосы прилипли к плечам.
– О, я понимаю, как ты себя чувствуешь. Попробуй это. Гарантированный способ прийти в себя. Мой фирменный рецепт.
Хрустальный бокал – такой же бесцветный, как океан, и такой же холодный, соленый, глубокий. Но мне действительно стало лучше, или, по крайней мере, я почувствовал себя иначе. А еще, сидя на солнышке, я заметил поодаль силуэт, идущий по берегу вдоль самой кромки моря. Серые шорты до колен, заправленная в них белая блузка, руки в карманах, длинные волосы и голые икры. Купальщики все еще смеялись, плескались, спорили о правилах какой-то сложной игры. Больше никто не заметил Анну Уинтерс. Жаркий воздух замерцал, растворяя ее на мгновение, как ветер задувает пламя. Я встал. Быстро передвигаться по этому сухому белому песку было все равно что бежать во сне. Мне потребовалась целая вечность, чтобы догнать ее.
– Ты знаешь, Робби, что это за вещество? – спросила она, не поворачивая головы, все еще глядя на море. – Мел для классной доски. Вот это все. Разве не странно?
Я посмотрел вниз на размытый песок, переводя дыхание. Теперь было очевидно, что она сказала это вслух.
– Почему, – выдохнул я, – ты не поговорила со мной прошлой ночью?
– Разве мы сейчас не разговариваем?
Покачав головой, я почувствовал, как зелье Сэди плещется в черепе.
– Но ты казалась такой раздраженной, что я объявился здесь. И то, что ты сделала со мной прошлой ночью, с вазой, выпивкой…
– Можно подумать, тебе понадобилась помощь, чтобы вести себя как неуклюжий пьяница!
– Я думал, мы друзья.
– В смысле, как ты с Сэди или с Джорджем?
– Это просто случайные знакомые. – Я замахал руками. – В конце концов, люди здесь такие же, как и везде. На самом деле, они намного хуже, потому что они просто живут, едят, пьют и ничего не
