Светлые века - Йен Р. Маклауд
Я лежал на полу, окруженный столовыми приборами, и надо мной маячили лица, однако лишь вышмастер Джордж проявил некоторую озабоченность моим благополучием. Остальные, когда я, покачиваясь, поднялся, протестуя, что даже не притронулся к вазе, пока слуги мыли, убирали и заново накрывали на стол, смотрели на меня с явным отвращением. Затем передо мной водрузили новую, еще более крупную композицию из цветов, еще более эффектно закрывшую мне вид на Анну. «Очередной-найденыш-Сэди». Шепот смешался со звоном сервировочных щипцов. Кивки и улыбки. Цветы пульсировали, как лица; лица были как цветы, как оранжерейные цветы госпожи Саммертон – Мисси, к которой мне никогда не следовало приходить. Очередной найденыш Сэди. Конечно. Это про меня.
Так началась одна из худших ночей в моей жизни. Может показаться, что опростоволоситься на публике – ерунда по сравнению со скорбью об умерших, безрадостной жутью бедности, физическими муками. Но даже уличные псы не терпят, когда над ними смеются и выставляют в дурацком свете. Первое блюдо состояло из перепелиных яиц, и я, сидя в промокшей одежде, растерянно попытался выковырять съедобную часть хвостиком одной из многочисленных ложек. Поднял глаза, услышав возобновившееся хихиканье, и увидел, что другие гости чистят скорлупу пальцами и кладут яйцо в рот целиком. После этого – и после того, как я уронил злосчастную ложку и наклонился, чтобы ее поднять, хотя это следовало предоставить горничной, – вышмастер Джордж сделал все возможное, чтобы предвосхитить мои проблемы, тихонько бормоча инструкции. Но к тому моменту было уже поздно. Я вновь и вновь осознавал с прибытием каждого нового блюда, что люди за моим и соседними столами куда больше заинтересованы в том, как я с ним справлюсь, чем в том, чтобы поесть самим.
Салат всегда едят с закусочной тарелки. Одни блюда можно есть руками, на дикарский манер, а другие необходимо резать ножом. Также не рекомендуется выпивать большое количество вина на голодный желудок, до начала ужина, и тем более не стоит пытаться замаскировать сокрушительный эффект собственной тупости, продолжая пить во время еды. Самое важное, в ваших интересах игнорировать фразы, не предназначенные для ваших ушей, не просить громким тоном, чтобы их повторили, и не аплодировать с саркастическим видом, когда после долгой паузы и обмена взглядами вам скажут что-нибудь другое.
Слуги продолжали приносить все новые блюда, а я выбрался наружу, пошатываясь, и, когда мой желудок взбунтовался, рухнул на клумбу под усмехающейся луной и выблевал большую часть съеденного, заливаясь слезами и смеясь. С какой стати я сюда приперся? Я думал – в той степени, в какой я вообще о чем-то думал, – что это шанс поглядеть на редкий и вымирающий вид «неприлично богатых» в естественной среде обитания, прежде чем они совсем исчезнут, и, конечно, увидеть Анну. Но мне и в голову не пришло, что я буду выделяться, как обезьяна на свадьбе. В конце концов, разве я недостаточно хорошо справился в ту ночь Середины лета? Те же люди. Те же костюмы. Те же лица. Даже сейчас, хихикая и перешептываясь из темноты, они шныряли вокруг меня. Но в прошлый раз я парил над водами бального зала. Даже еда не была для меня проблемой, и я танцевал, как дервиш, под любую мелодию.
За моей спиной послышался шепот. Рисклипы раскачивались, позвякивая. Одна белая рубашка приблизилась, как фонарь на волнах, другая уплыла прочь.
– Ты сейчас не в лучшей форме, не так ли, старина?
Я узнал голос вышмастера Джорджа, мягкое пожатие его рук.
Один из маячивших впереди Уолкот-хаусов обрел четкость. Там были слуги, похожие на темные складки бумаги, окна, огни и коридоры, разговоры о местонахождении моей комнаты. Если не считать раздражающего наклона потолка, я чувствовал себя почти болезненно трезвым, но эти люди, казалось, были глухи к моим протестам. И теперь я знал, что стены растворятся, если я наткнусь на них, что можно оказаться в другом месте и все же оставаться здесь, что ковры могут опрокинуться, полы – превратиться в моря.
– Вот мы и пришли… – Замаячила дверь из мраморного дерева. – Думаю, нам следует уложить тебя в постель, дружище…
– Я в порядке! В порядке… – Я сопротивлялся, пока Джордж пытался снять с меня пиджак. – Ты был там, верно? На том пирсе, в ночь Середины лета?
– Хочешь сказать, на набережной? Спасибо за напоминание, там ведь и впрямь что-то однажды было.
Я плюхнулся на кровать. С моих ног сняли туфли. Вместе с ними и носки.
– Но балов и танцев так много. Трудно запомнить детали каждого события. Особенно если оно произошло несколько лет назад.
Я пожелал, чтобы кровать перестала вертеться, а комната – кувыркаться.
– Судя по всему, с тобой все будет хорошо. Я оставлю стакан воды на прикроватном столике. – Его тень двинулась к двери.
– Аннализа.
Тень остановилась.
– Что?
– Аннализа Уинтерс.
– Аннализа… – Он усмехнулся. – А я всегда думал, что Анна – это ее полное имя.
– Ну, это не так.
– О да. – Его лицо расплылось и вновь обрело четкость. – Она хороший друг.
– Я знал ее, когда она была… намного моложе…
– О, правда?
Прозвучало ли в его голосе напряжение? Что-то более жесткое? Покровительственная нотка? Но Джорджей было слишком много, и меня опять тошнило – а еще я чувствовал отвращение и пустоту. Там, где должна была быть Анна Уинтерс – все драгоценные воспоминания о ней, – разверзлась пустота.
– Она может спрятаться за вазой с цветами, – сообщил я ему. – И я хорошо ее знаю. Даже если она говорит, что я никто. Просто спроси Сэди.
– О, я тебе верю. – Лицо Джорджа исчезло. Газовые лампы потускнели. Я услышал шорох двери по ковру. – Думаю, до утра с тобой ничего не случится.
– И эта ваза.
– Да?
– Я к ней не прикасался. Мои руки стали невидимыми, и она просто взорвалась. Это все Анна.
Вышмастер Джордж усмехнулся, закрывая дверь.
– Вот это был бы тот еще фокус.
Сверкающие тени. Звон столового серебра и фарфора. В светлой комнате движутся люди, подобные тропическим птицам; разноцветье режет глаз. Окна – болезненные порезы, занавески – водопады крови. Мне удалось достаточно унять дрожь в руках, чтобы налить себе чашку кофе. Я поднял тяжелую серебряную крышку одной из супниц. На меня нахлынули дымящиеся видения риса с личинками. Нет, определенно, лучше без еды. Этим утром голоса, шепоты звучали намного тише.
