По ту сторону огня - Ева Вишнева
– Спасибо!
Она убегает, заинтригованная незнакомыми именами.
Диего устало трет виски – болит голова? Случилось что-то плохое? Но он ни за что не расскажет. Мужчина держит все в себе, и только огонь порой вырывается на волю; в такие моменты мне становится по-настоящему страшно.
Переодевшись, Диего садится на кровать, бездумно глядит перед собой. В последнее время он все чаще бывает потерянным и грустным. «Но все еще человеком», – успокаиваю себя. Начинаю болтать о пустяках, чтобы разбавить тишину, взбодрить и обнадежить Диего. Слушая, он кивает отстраненно, словно механическая кукла. Повернули ключик и бросили: руки-ноги перестали двигаться, а оставшегося заряда хватило лишь на кивок.
Вздохнув, я говорю:
– Мне порой кажется: мы здесь, потому что Орлия срезала наши ветки, и теперь они ждут в очереди к Малу.
Диего, видимо, тоже вспоминает первый день зимы, который по странному и нелепому стечению обстоятельств стал нашим последним днем по ту сторону. Отвечает:
– Мне кажется, мою ветку Мал легко разломит.
– А мою, значит, уже разломил и бросил в огонь. Теперь солнце сушит меня, истончает кожу так, что просвечивают вены. Скоро меня перемелет в кровавый песок, а на следующий день пустынники забудут мое лицо.
Диего морщится:
– Может, хватит себя жалеть?.. И знаешь, мне по душе гореть, а не стоять в вазе. Как-никак огонь – моя стихия. Можно хотя бы прижечь раны.
– Мой друг Алан сказал бы, что это всего лишь легенда и проводить параллели глупо, – я улыбаюсь, припомнив детское упрямство на лице Алана, когда он убеждал меня не верить легендам так сильно, не искать в них ответов и утешения.
Диего прикусывает губу, меж бровей пролегает темная полоса.
– Жалеешь, что оказалась здесь не с ним?
– Жалею, что вообще оказалась здесь. Знаешь, из Алана получилось бы особенно нудное чудовище: люди умирали бы от скуки, просто находясь рядом. Поэтому, наверное, хорошо, что я здесь с тобой.
Диего смеется, только вот в смехе его не слышно веселья.
Нам сложно скрываться, сложно жить среди пустынников. Мне некому пожаловаться, поведать о том, что научилась просыпаться от малейшего шороха, от глухого стона. О том, что я часто не сплю ночами, обтираю тело Диего влажной тканью. Учусь закреплять полог так, чтобы снаружи никто не заметил узкое отверстие, пропускающее ледяной воздух внутрь шатра. Гашу пламя: иногда Диего случайно поджигает подстилку и покрывало. Запах гари держится долго, пропитывает ткани, оседает на волосах и в складках одежды.
Обычно мужчина уходит на охоту на рассвете. Проводив его, я чувствую себя так, будто лежу на морском дне и толща воды давит, не дает пошевелиться. «Что будет, если Диего сегодня не совладает с огнем? Убьют? Изгонят?» Охотиться тяжело. А после охоты пустынники часто подшучивают друг над другом, и шутки их жестокие, а поручения, которые приходится выполнять проигравшим, – унизительные. Диего старается не участвовать, но мне все равно страшно. Вдруг его принудят присоединиться, и он не сможет сдержать свой дар?
Но Диего каждый раз возвращается живой, невредимый.
Ему удалось заслужить уважение. Пустынники зовут Диего «Ловким» и ценят за меткость и скорость. Мужчине нет равных в охоте на равейл – небольших, меньше кошки, зверьков, у которых вкусное мясо и пушистые шкуры. Они юркие, верткие, гибкие… Он ловит их быстро, голыми руками – угадывает траекторию бега. Мель научила меня потрошить равейл, готовить мясо, снимать шкурку так, чтобы ее можно было обменять. Сперва руки дрожали, накатывала тошнота, но потом я свыклась.
Диего продолжает хмуриться, глядя в одну точку.
– Что произошло? – спрашиваю осторожно.
Он пожимает плечами и молчит. Мне это не нравится, но лезть в душу не собираюсь. Захочет – расскажет.
– А мне сегодня снился Рейнар. Он стоял на берегу, живой и здоровый. Любовался морем и лунной дорогой.
– Тот же сон? Вчера ты уже рассказывала о нем.
– Правда? Наверное, я совсем потеряла счет времени.
Границы дней и ночей давно смазались. Горизонт, вечно затянутый дымкой, беззвездные ледяные ночи, сутки – повторение предыдущих. Надо будет спросить у Мель, не пересказываю ли я ей одни и те же сказки.
В глазах Диего тревога:
– Как ты себя чувствуешь?
Улыбаюсь: все хорошо, все в порядке. Чуть-чуть устала, но это пройдет.
Мужчина обнимает меня; вжимаюсь в его тепло, закрываю глаза.
Мы две мыши, угодившие в капкан, случайные любовники. Заботимся друг о друге, как умеем. Любим? Я стараюсь не думать о сложном, и без этого хватает забот.
Бежать, не останавливаясь, – до судорог, до жжения в каждом рваном вдохе, до белых кругов перед глазами. Падать, увязать коленями в ледяном рыхлом песке, запрокидывать голову и кричать что есть силы в пустое небо: «Забери меня отсюда! Забери назад! Я выпью какую хочешь настойку. Все, что прикажешь, сделаю. Только не оставляй меня здесь, пожалуйста!»
И слышать лишь тишину, и вспоминать, что никто не ответит. Закрывать глаза, и – как там учили? Словно в другой жизни, где повязка и погасшие свечи. Позвать ветер, пропустить его через себя, прогнать поток по венам. Если получится, я устрою бурю, заставлю реку потечь вспять – и будь что будет.
Но пустыня молчит.
Бег по песку ночью, полный отчаяния крик, несущийся по венам ветер, который так и не выплеснулся наружу – было, нет? Приснилось? Скорее всего.
Я думала об этом вечером, положив голову на плечо Диего. Он тоже не спал, путался пальцами в моих волосах.
– Раз мы бодрствуем, может, сыграем в одну игру?
Мужчина потянулся всем телом, зевнул. И ответил чуть насмешливо, словно ребенку:
– Кажется, завтра тебе тоже рано вставать. Лучше постарайся заснуть.
– Ты что, моя мама? Если не хочешь, не буду настаивать.
Я демонстративно отвернулась. Диего хмыкнул, погладил меня по спине, наклонился к уху и прошептал:
– Хорошо, затейница. Так во что будем играть?
– Ты знаешь эту игру, ее все знают: «Верю-нет».
– Ну вот, – Диего тяжело вздохнул, разворачивая меня к себе лицом. – Я-то думал, мы будем играть в более занятные игры.
Кажется, я сильно покраснела. Хотела снова отвернуться, но мужчина не позволил. Смотрел внимательно, изучающе. Увиденное его развеселило:
– Какая ты все-таки еще невинная. Молодо-зелено, эх…
Я насупилась – ничего не могла с собой поделать: когда он обращался ко мне так, с игривым снисхождением, я и вправду чувствовала себя маленькой девочкой. Молча поднялась с подстилки, принялась связывать ткани.
Обычно для игры в «Верю-нет» использовалась длинная веревка с узелками и специальные палочки, выкрашенные в яркие цвета. Количество вопросов оговаривалось заранее:
