По обе стороны чар - Сергей Николаевич Янин
Когда он открывает глаза, лес оказывается неподвижен. Фигуры исчезли, деревья стоят молча, но что-то изменилось. Воздух стал плотнее, как перед бурей, а тишина – слишком ровной.
Он поднимается на ноги, пошатывается. Его дыхание вырывается толчками из грудной клетки, а взгляд мечется по сторонам.
– Я должен… должен дойти, – бормочет он в полу беспамятстве.
Теперь я понимаю, что каждый его шаг был шагом в хаос, который он сам же породил. А я был вынужден фиксировать его путь, зная, что он неведом никому кроме времени. Реальность разрывалась в его мозгу, и я был тому свидетелем.
Поезд останавливается на вокзале Пскова, издав длинный скрежет тормозов. В вагоне замирают последние секунды напряжения, и пассажиры, как обычно, двигаются к выходу – ровным, неторопливым потоком. Маркин шагает следом, его глаза бегают по сторонам, а в груди стучит сердце, не находя покоя.
Воздух прохладный, влажный, пахнет бензином и дождём, который недавно прошёл. Город кажется спокойным, безразличным, как и полагается провинции. Но в этом безразличии Маркин видит опасность.
– Они здесь, – бормочет он себе под нос. – Где-то здесь.
Его рука инстинктивно сжимает лямку рюкзака. Я лежу внутри, холодный и равнодушный к его страхам, но ему кажется, что я пульсирую. Что я привлекаю к нему взгляды.
Маркин в дороге уже две недели – передвигался на попутках, через леса, деревни, болота. И всякий раз, когда ему казалось, что за ним кто-то следит, он делал откат. На минуту, на десять, на двадцать. Он делал поворот моих граней и его сознание трескалось вместе с континуумом.
Но с каждым новым днём я всё ярче ощущал будущее Алексея Маркина. Оно неслось мне навстречу подобно скоростному поезду. И хотя сам Маркин этого не знал, я фиксировал каждую секунду его жизни, в ожидании столкновения с составом под названием неизбежность.
Толпа на вокзале двигается, но движения эти странны и нелепы. Люди, которые шли вперёд, вдруг возвращаются обратно, а затем исчезают, сливаясь с окружающей средой. Вот на скамейке у киоска сидит мужчина в плаще, затем его не стало, но через мгновение он уже стоит у урны, будто ничего не произошло.
Маркин останавливается, моргает, но кажущаяся ему иллюзия не пропадает. Толпа перед ним дёргается, как изображение на экране старого телевизора.
– Это не… это не по-настоящему, – говорит он себе, но его голос дрожит.
Он пересекает привокзальную площадь торопливым шагом. В каждом, кто попадается ему на пути, он видит врага: мужчина с газетой выглядит подозрительно спокойно, женщина с чемоданом слишком внимательно смотрит на него.
Его взгляд останавливается на мужчине в сером пальто. Тот стоит у края дороги, смотрит в телефон, но его поза кажется Маркину ему странно застывшей. Он ощущает, как сердце сжимает.
– Он ждёт тебя! – говорит он сам себе.
Эти слова звучат, как непреложная истина. Как приказ к действию.
Мужчина в пальто поднимает голову, но не смотрит на Маркина, лишь окидывает взглядом дорогу перед собой. Но этого достаточно.
Маркин резко сворачивает в переулок, ускоряет шаг. Он проходит мимо кафе, затем заходит за угол, но чувство слежки становится только сильнее. Он оборачивается – мужчина идёт за ним, по той же стороне улицы.
– Я знал, – шепчет Маркин торжественно, будто осознал истину.
В его голове не остаётся сомнений. Он действует! Мужчина в пальто стоит на перекрёстке, когда Маркин налетает на него. Их тела сталкиваются, и мужчина, вскрикнув, падает на тротуар. Очки мужчины слетают и разбиваются об асфальт.
– Ты думал, я тебя не замечу?! – кричит Маркин, навалившись сверху.
Его кулак опускается на лицо мужчины, выбивая тонкую стройку крови из носа. Незнакомец пытается заслониться руками, но не успевает. Теперь кровь брызжет из разбитой брови.
– Ты не возьмёшь меня! – кричит Маркин, нанося беспорядочные удары.
– Хватит! Я… я ничего не сделал! – вопит мужчина, но его голос звучит слабо, издалека.
Крики становятся громче. Кто-то из прохожих останавливается, вызывает полицию.
Маркин поднимает руку для нового удара, но замирает. Его взгляд встречается с глазами мужчины, полными ужаса, и реальность трескается.
Я фиксирую этот момент: сначала мужчина исчезает, затем снова появляется, но уже в другом положении. Толпа вокруг исчезает и появляется, точно в глитче.
– Это… – Маркин отшатывается, отпускает жертву. Его руки дрожат, он смотрит на свои окровавленные пальцы. – Нет. Нет, это не так…
Он вскакивает, паникует, пытается сбежать. Толпа пытается взять его в кольцо.
– Я не хотел…
Мужчина остается лежать на асфальте, его кровь растекается тёмным пятном. Маркин прорывается сквозь зевак и бежит прочь. Его дыхание рвётся на хрипы вздохов и выдохов. Он убегает, но не от людей. Он убегает от самого себя.
Я фиксирую его бегство, его страх, его вину. Реальность продолжает расщепляться, но он этого не замечает. Теперь он сам стал трещиной.
Маркин сидит в полутёмной комнате, стены которой, покосившиеся и облупленные, давно забыли, что такое тепло. Они давят сыростью. Единственный свет проникает сквозь грязное окно, засаленное временем.
Он сидит за старым, шатающимся столом, опустив голову на руки. Его дыхание тихое, хриплое и неровное, будто каждая секунда даётся с усилием. Рядом лежу я – равнодушный свидетель его отчаяния. Мои грани поблёскивают в тусклом свете, каждая отражает его лицо, искажённое страхом и усталостью.
– Что ты со мной сделал? – причитает он, не поднимая глаз. Его голос почти безжизненный. – Всё это… всё из-за тебя.
Но он не обвиняет. Его слова звучат скорее, как просьба, обращённая к пустоте.
Я фиксирую его дыхание, движение пальцев, которые, кажется, ищут опору на шероховатом столе. Я фиксирую пыль, годами оседавшую в заброшенном доме, а сейчас потревоженную его дыханием, и слабый скрип ветра, гуляющего за окном.
– Ты дал мне время, – продолжает он, чуть громче. Его взгляд поднимается к окну, но там нет ничего, кроме серой мглы. – Но что я с ним сделал?
Он смеётся – тихо, нервно, будто смех единственное, что ещё связывает его со здравомыслием.
– Я пытался выжить. Пытался сбежать. Но это не побег, да? Это просто… медленное падение.
Его рука тянется ко мне. Пальцы осторожно проводят по грани, но не поворачивают её. Я чувствую тепло его кожи, слышу дрожь тела.
– А что, если я всё исправлю? – спрашивает он, глядя на меня. Его глаза блестят, но не от слёз. Там пустота, разбавленная надеждой, которая уже не может спасти. – Один откат. Один. И я могу всё вернуть.
Люди всегда хотят вернуться. Они думают, что смогут
