Гончие забвения - Дмитрий Миконов

— Третий этаж. Там мостки везде, ты сам видел. Перехватим стражу, осмотримся с высоты. Потом будем решать.

Старший кивнул, отдал приказ. Солдаты зашевелились. Искры веселья в их глазах таяли, сменяясь равнодушной покорностью, граничащей с безразличием.

Глава 23

Лестница была узкая и дряхлая, как старуха, скрипящая костями на каждое движение. Прогнившие, истлевшие ступени обжимали сапоги, норовя подвести, предать. Поднимались по очереди, страхуя друг друга. Каждый шаг — ненадежный, отдавался глухим стуком в пустотах. Цеплялись за балясины, торчащие вкривь и вкось, как зубы бродяги.

Собрались на верхней площадке, отдышались, прижавшись спинами к шершавой штукатурке. Выше — только чердак. Он зиял над головой черным провалом, входом в иное измерение. Оттуда пахло мокрой шерстью, прелой соломой. Шуршали крылья, доносился писк невидимых существ, полноправных хозяев. Рядом в стене торчали ржавые костыли, щедро помеченные пометом — самодельная лестница местных.

— На чердак полезем? — громким шепотом спросил Старший.

— Нет, — едва слышно отозвался Вир, не отрывая взгляда от темного провала. — Верхний путь — он здесь, на третьем этаже. Чердак гнилой, может провалиться.

— Ладно. Тогда пошли, — Старший, с явным облегчением, взмахом руки отправил вперед разведчиков. Тени метнулись вперед, растворяясь в полумраке коридора.

Комнаты здесь имели арочные своды, высокие потолки. Двери были выставлены, проходы расчищены — не залы, а дорога, проложенная для воров и курьеров. И защитников, когда понадобится… Следы чужой, примитивной жизни были повсюду: обглоданные кости, обрывки грязных тканей, зола давно остывших костров.

Раздался тихий всхлип впереди. Следом — второй, такой же короткий и обреченный. Солдаты подхватили тела. Кто умер — не разобрать в полутьме. Не важно. Их молча закинули в угол, как кули с мукой.

Крадучись, по звериному, вошли в темный зал. Напротив — череда окон, затянутых грязными рваными шторами. На их фоне маячили скрюченные фигуры оборванцев, их было немного. Выглядывали наружу, наблюдали за подступами. И не подозревали об угрозе, которая пришла изнутри.

Мерзлые тряпки хлопали на ветру, впуская порции снега. С улицы доносился отдаленный, отраженный от стен, гвалт. Сражение постепенно откатывалось в глубину квартала, оставляя их в зловещем, относительном затишье.

Глухо чавкнула вспоротая плоть. Оборвалось мычание — с зажатым ртом не покричишь. Мертвецов утащили к остальным, только густой след остался на полу, впитываясь в пыль. Солдаты молниеносно рассредоточились, перекрыли выходы. Лучники встали в центре, приготовили стрелы. Их тетивы были словно нервы.

Вир подкрался к окну, выглянул в щель между тряпок. Его глаза, привыкшие к полумраку, быстро оценили обстановку. Веревки и сетки соединяли дома, будто стяжки нитей гигантского паука. Между соседними балконами были переброшены мостки. По ним бродили сгорбленные тени. Другие сидели на краю, нахохлившись, сгорбившись — будто грифы, высматривавшие падаль. Все это был один большой муравейник, и они вторглись в его сердцевину.

Приставные лестницы вели еще выше, к покосившимся трубам. Там, на фоне звездного неба и зарева, маячили дозорные. Их присыпанные снегом силуэты казались скульптурными композициями, каменными горгульями.

Внизу, в узких щелях между домами, копошилась другая жизнь. Людишки крутились вокруг гор отбросов и горящих бочек. Те смердели в небо какой-то дрянью, отравлявшей снег вокруг, делая его блестящим, смолистым и грязно-черным. Мир вывернулся наизнанку.

— Вон они, — отвлек Старший, тыча пальцем в сторону окна напротив. — Стража. И хромой с ними.

Вир подобрал камешек, осторожно высунулся. Кинул его в оконный проем дома напротив. Хлипкий мостик соединял оба окна, будто высунутый язык. Восемь шагов скользкой поверхности, навскидку. Восемь шагов между жизнью и смертью.

Камешек ударил в раму, отскочил внутрь. Пару мгновений ничего не происходило. Потом тряпка дрогнула, в прорехе мелькнул сначала глаз, а потом и лицо сержанта целиком, искаженное гримасой недоумения и злости.

На его лице читался немой вопрос: «Какого черта вам нужно?»

— Иди, — Вир пихнул Старшего в спину, заставляя сделать шаг на зыбкий мостик. Холодный ветер тут же рванул навстречу, пытаясь сорвать его в пропасть. — Решайте меж себя. Если помрешь, придется идти мне. Помни — такое не спущу.

Тот зыркнул глазом, полным немой ненависти. Выбрался наружу, осторожно ступил на шаткую, обледенелую поверхность. Враскорячку, балансируя руками, добрался до соседнего окна. Нырнул внутрь и исчез.

Занавеска тут же вернулась обратно, скрывая происходящее.

Прошла минута. Затем другая. Солдатня начала потихоньку разбредаться, шуршать в углах, осматриваться. Нервы у всех были натянуты до предела, бездействие сводило с ума.

Вир шикнул на них. Глотнул из фляжки ледяного пойла, которое ершиком продрало горло, но не принесло желаемого успокоения. Осторожно выглянул на улицу. Одна из теней, бродивших по верхотуре, направлялась в их сторону. Еще далеко, пока разберется, что к чему… но время истекало.

Наконец, занавеска напротив дрогнула. Из окна вылезла первая тень в сером плаще. За ним вторая, потом еще. Задрожали доски, захрустела наледь, осыпалась вниз хрустальным дождем, тихонько звенящем в тишине

Первый стражник добрался, навис в проеме грузным силуэтом. На секунду замер, подозрительно осматриваясь. Его взгляд скользнул по солдатам маркиза, задержался на Вире.

Вир сдвинулся в сторону, указал на свободный угол.

— Туда… — начал он, но голос заглушил резкий, знакомый звук.

Вжух!

Хлюп!

Щеку Вира будто клеймом ожгли. Стражник дернулся, будто наконец решился войти. И кулем ввалился внутрь, тяжело и безжизненно рухнув на пол.

В его шее дрожала стрела.

Вжух! И еще раз, из-за спины. Вжух! Следующая вонзилась в притолоку, и явно предназначалась…

Вир перекатился через хрипящего мертвеца, резко обернулся. Его мозг, заторможенный на секунду, заработал с бешенной скоростью.

Что за дерьмо?

В дальнем проходе, из которого они пришли, стоял их же лучник.

В боевой стойке. Митенки мелькали, посылая стрелу за стрелой. Прямо в окно, целясь в стражников Дрейкфорда, пересекающих пропасть. Его лицо было искаженно не яростью, а холодной, сосредоточенной целеустремленностью.

— А-а-а… — кто-то сорвался вниз, пронзенный в одном шаге от спасительного окна.

За ним — следующий. Как подкошенные.

Серые плащи замелькали в окне. Они больше не таились. Ломились вперед тараном.

Ревели луженными глотками.

— Измена!

— Маркиз — предатель!

— Смерть его прихвостням!

Вир перекатился к стене. Все происходило как в тумане. Вскочил на ноги, бросился к лучнику. Ярость вскипала в нем, горячая и слепая, хотелось голыми руками разорвать предателя на куски, почувствовать хруст его костей.

Тот отбросил лук, крюком на наруче вспорол горло заступившему дорогу солдату. И скрылся в проеме.

Вир гигантскими скачками преодолел расстояние до дверей, вылетел в коридор. За его спиной звонко схлестнулась сталь, набирал обороты гвалт, закричали первые раненные — звуки сливались в страшную какофонию,