Бездарь из столицы - Максим Казанцев
Тишина. Давящая, звенящая.
Марк лежал на спине, не в силах пошевелиться, без возможности сделать даже крохотный вдох. Легкие отказывались работать, сжавшись в болезненном спазме. Паника, острая и слепая, скребла изнутри. Он умирал… Здесь, на дне ямы, в полном одиночестве, как последнее ничтожество, так и не успевшее ничего сделать.
«Конец? — пронеслось в сознании, странно спокойно, отрешенно. Ну что ж… Хоть мучиться больше не надо… Лиза, сестренка… прости».
И в эту самую секунду капитуляции, когда тело уже готово было сдаться, его легкие судорожно, с хриплым, пугающим звуком, наполнились воздухом. Один вдох. Другой, третий… Резкая, пронзающая боль в ребрах просигналила: он все еще жив. Побит, поломан, но ЖИВ!
Парень лежал, судорожно хватая ртом спертый, пыльный, но такой желанный воздух, и слушал, как его сердце колотится где-то в горле, готовое вырваться наружу. Постепенно зрение начало привыкать к темноте. Удивительно, но его окружал свет. Слабый, едва заметный. Он исходил прямо из-под его головы.
С нечеловеческим усилием Марк оторвал затылок от холодного, полированного камня и повернул голову. От этого малейшего движения парня вывернуло на изнанку. Его тело содрогалось от боли, вызванной непрекращающимися спазмами рвоты. Парню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и решиться на новую попытку осмотреться.
Источником света была массивная каменная плита, на которую он упал. Она была холодной, гладкой и невероятно твердой. Его кровь, стекающая из раны на виске, растекалась по поверхности, но не просто так, а заполняя тончайшие, почти невидимые глазу углубления, прочерчивая причудливые, сложные узоры. Багровые, пульсирующие линии складывались в спирали, руны, геометрические фигуры, которые словно жили своей собственной, непостижимой жизнью. Это было одновременно прекрасно и чудовищно, как картина из глубин кошмара или древней легенды.
«Что… что это?» — промелькнула единственная более-менее связная мысль, тонущая в океане боли и страха.
Марк попытался приподняться на локте, и по его спине пронеслась новая волна боли, вызывая тошноту и головокружение. Он замер, затаив дыхание, боясь спровоцировать новый приступ. В ушах зазвенело с невероятной силой, но теперь этот звон был иным — навязчивым, вибрирующим, он словно накладывался на саму ткань реальности, искажая ее.
Вдруг воздух вокруг заискрил, будто зарядившись статикой. Свет от рун под ним вспыхнул ярче, заливая небольшое подземное помещение пульсирующим багровым заревом, выхватывая из тьмы округлые стены, сложенные из блоков незнакомого темного камня.
И тогда он это почувствовал. Присутствие… Древнее, бесконечно усталое, холодное как межзвездный вакуум. Оно не было снаружи. Оно было внутри. Оно зародилось в самой глубине его разума, в той части, что отвечает за инстинкты и первобытный ужас. Зародилось и стало набухать, заполняя собою все. Это было похоже на то, как дверь, всегда бывшая запертой, вдруг распахнулась, и из черной щели хлынул ледяной ветер из потустороннего мира.
В его голове, тихо, но с невероятной, парализующей четкостью, прошелестел Голос. В нем не было ни капли человеческого. Только бесконечная мощь, скука тысячелетий и всепоглощающее, абсолютное высокомерие.
«…Наконец-то…» — прошелестело в сознании, и каждый слог был похож на скрежет камня по камню. «Ничтожный носитель… Этой жалкой плоти едва хватит… чтобы стать моей темницей…»
Что-то чудовищное и холодное впилось в его сущность, стало вытеснять его собственное «я», стирать воспоминания, волю, личность. Это было похоже на то, как его живьем заталкивают в тесный, черный ящик, из которого никогда не будет выхода.
Парень попытался сконцентрироваться на чем-то простом, знакомом. На своем имени. Марк. Оно прозвучало в его сознании тихо, неуверенно, как эхо из очень далекого колодца. Тогда он попытался закричать, издать любой звук, но его горло было сжато невидимыми тисками. Он мог только беззвучно ловить ртом спертый воздух, чувствуя, как холодное, чужеродное присутствие растекается по его сознанию, словно чернильная клякса по бумаге.
«Не сопротивляйся, песчинка. Твое ничтожество обретет смысл, став сосудом для великого Кайрона. Я дарую тебе вечность в служении мне. Это больше, чем ты заслуживаешь».
Инстинкты кричали о смерти, о полном уничтожении его личности. И в этот миг, на самом дне отчаяния, когда, казалось, уже не осталось сил даже на страх, в Марке вспыхнуло одно-единственное, яростное, обжигающее чувство. Не страх за себя. Даже не жажда мести.
Это была ЛЮБОВЬ. Любовь к той, что осталась там, наверху, одна, в беспамятстве и тишине. Любовь, которая была сильнее страха смерти. И из этой любви, как стальной клинок из ножен, вырвалась его ВОЛЯ. Она просто ВОПЛОТИЛАСЬ в образе. В образе Лизы. Ее улыбки. Ее глаз, полных надежды, которую он ей обещал. Ее имени, которое было его последним оплотом.
«ЛИЗА!»
Это не было криком. Это был молчаливый рёв всей его души, всей его боли, всего его существа, бросившего вызов древнему злу. Это был щит, сотканный из последних сил, и меч, отлитый из отчаяния.
Всепожирающая ТЬМА дрогнула и на мгновение замерла…А после его сознание, остановившееся на самом краю пропасти, затянуло в неизвестное пространство.
Глава 2. Воля против Бездны
Сознание Марка не плыло — оно падало. Беспорядочно и бесконечно, сквозь вихри чужих мыслей и вспышки невиданных образов. Они возникали в его разуме, нечеткими, обрывочными картинами: исполинские города из хрусталя и сияющего металла, парящие в небесах. Корабли, рассекающие небесный океан, изрыгающие снопы энергии, способной испепелить горы. И он — их повелитель, могущественный и грозный…
Марк не понимал сколько времени продолжалось падение в бездну. Нет верха, нет низа, нет тела — лишь чистое, незащищенное «я», выброшенное в самую гущу чужого, враждебного океана. Он пытался сжать кулаки, почувствовать хоть что-то материальное — холод камня, боль в ребрах, вкус крови. Ничего. Лишь леденящий ужас полной потери себя и давящее, всепроникающее присутствие, которое обволакивало его, как смола, медленно и неумолимо вытесняя последние крупицы его собственного разума.
Все прекратилось мгновенно, парень не смог уловить момента изменения ситуации. Теперь он не стоял и не лежал — он просто был, парящим в центре бескрайнего, пустого пространства. Под ногами, если его положение можно было так назвать, расстилалась бесконечная, идеально ровная плоскость, напоминающая отполированный черный обсидиан, в котором отражались не звезды, а призрачные, искаженные тени руин величественных городов и странные, нечеловеческие силуэты.
Воздух звенел от напряжения, словно пространство было натянутой струной готовой лопнуть в любой миг. Тишина стояла абсолютная, давящая, и оттого
