Бог безвременья - Жаклин Холланд

Слезы начинают течь по моему лицу при этом, и я испытываю ужас при мысли, что Дэйв может снова стать объектом манипуляций слез другой женщины, но мои слезы совершенно искренни. Я не смогла бы сдержать их, даже если бы попыталась.

– Мое поместье очень большое и тихое. Я хотела предложить вам и Кэтрин его как место последнего упокоения Лео.

Слезы текут рекой, сами собой, и я с трудом могу продолжать. Дэйв берет пачку салфеток из коробки на ближайшем столике и протягивает мне. Я прижимаю их к глазам.

– Я действительно очень любила его, – шепчу я. – Это ничего не будет вам стоить, и вы всегда сможете приходить туда. Пожалуйста, обсудите это с Кэтрин.

Дэйв кладет большую руку мне на плечо и нежно сжимает его, затем убирает.

– Я поговорю с ней об этом. Спасибо.

Мы идем обратно к палате и приоткрываем дверь. Кэтрин по-прежнему неподвижно лежит в постели, опустив веки.

Дэйв говорит:

– Я прослежу, чтобы она узнала, что вы приходили выразить свои соболезнования.

Он избавляет меня от неприятной обязанности, и я благодарна.

– Пожелайте мне удачи, – мрачно просит он, протискивается мимо в дверь палаты, снова садится в кресло рядом с ней и открывает свой журнал.

Я закрываю мою школу. Полицейское расследование, несмотря на смутные подозрения Маккормик, ни к чему не приводит. Умер ребенок-астматик, у которого началось воспаление легких. Кровь на портрете не его, она не ведет ни к каким нераскрытым убийствам и связана только с кучкой обдолбанных художников из Бронкса. «Могила» вовсе не могила, а прогрессивный научный эксперимент в прогрессивном элитном дошкольном учреждении. Дело закрыто.

Родители выражают соболезнования и вяло возражают, но я знаю, что они напуганы и рады предлогу перевести своих детей в другое место. Богатые люди легко пугаются того, что нельзя исправить при помощи денег.

Многие из них приходят попрощаться с Лео. Они плачут, прижимают платки к уголкам глаз, подходят к гробу, исполняя свой долг, задерживаются у него ровно настолько, чтобы показать уважение, а затем отходят. Никто не хочет смотреть на тельце того же размера, что у их собственных детей, маленькое личико с гладкими щечками, погруженное в глубокий сон без сновидений.

Я тоже быстро прохожу мимо гроба, останавливаясь только для того, чтобы подложить Макса под безжизненную руку Лео. Хочу, чтобы он был там, когда (если?) он проснется. Я не смотрю на его лицо. Не могу. Я слишком боюсь увидеть в нем смерть, окончательную и бесповоротную.

Ко мне прикованы все взгляды, а может быть, мне это только кажется. Ни полиция, ни Кэтрин ни в чем не обвиняли меня. Не было никаких признаков насильственной смерти, и Кэтрин едва ли находилась в здравом рассудке достаточно долго для того, чтобы сформулировать обвинение хотя бы в собственном уме. Кроме того, Дэйв этого не потерпит, а я полагаю, что она не пойдет на риск лишиться его поддержки прямо сейчас.

Они сидят рядом. Кэтрин тяжело опирается на Дэйва, сжимая его руку своими костлявыми пальцами, и глядит в пол. Я смотрю на них, когда отхожу от гроба. Дэйв слегка кивает мне, а Кэтрин не поднимает глаз от ковра под ее ногами.

На похоронах будут только Кэтрин и Дэйв, священник и работники похоронной конторы, которые отнесут гроб к могиле на территории моего поместья возле согнутой сосны и ясеня со странными спицеобразными листьями. Надгробие, которое они выбрали для Лео, доставили накануне. Надгробие, которое я выбрала для него, надежно спрятано. Никто не узнает, кем выкопана могила, и никто не будет задаваться этим вопросом – какой-то могильщик, который закончил работу и ушел. Какая разница? Я туда не пойду. Пусть Кэтрин проведет последние минуты наедине с телом своего сына.

Я ухожу с поминок раньше всех. Сама мысль о разговорах и закусках кажется мне невыносимой. Я прохожу мимо фотографий Лео и его семьи на мольберте в прихожей. Фотографии отца Лео отсутствуют. Нет фотографий Макса. Я удивляюсь этому. Даже сейчас, в этот горький момент, когда оба сына ушли из жизни, и, конечно же, она будет оплакивать их обоих, Макса нельзя показать. Возможно, Кэтрин не хочет лишних вопросов или переживаний, которые может вызвать его фотография. Однако это кажется мне ужасно грустным, не менее грустным, чем сама смерть.

Вот профессиональные черно-белые снимки новорожденного Лео, вот пухлощекий Лео в праздничном колпаке и куском торта в свой первый день рождения, вот он гладит дельфина в океанариуме. Затем я замечаю одну фотографию в нижнем углу. Лео уютно устроился под рукой матери. Они оба нарядно одеты по какому-то особому случаю. Кэтрин хорошо выглядит, она не такая худая, глаза блестят. В правом нижнем углу снимок странно загнут, складкой обрезана рука Кэтрин.

Я беру его и разворачиваю угол, затем перевожу дух. Это Макс, ему здесь где-то около трех лет – наверное, снимок сделан незадолго до его последнего дня рождения, – полностью сформировавшийся ребенок. Он очень красив. Темные растрепанные волосы, как у Лео, но он больше похож на Кэтрин, черты лица тонкие и изящные, как у нее, и большие оливково-зеленые глаза. Он широко улыбается щербатой улыбкой.

На него больно смотреть, и я вдруг понимаю, почему фотографии с ним были спрятаны. Они слишком живые. Нестерпимо живые. Я хочу, чтобы у Лео была эта фотография. Если он выберется, у него должна быть эта фотография.

Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Я беру фотографию, прячу в сумочку и ухожу.

Я, конечно, не помню, как родилась, но у меня сохранились отрывочные воспоминания о том, как я переродилась.

Его, дедушки, не оказалось рядом, когда я пробудилась. Он сказал, что я появилась на свет слишком рано. Нельзя провести точные расчеты. Тут как с младенцами и саженцами, срок их появления на свет можно предсказать только приблизительно. Они появляются на свет, когда готовы.

Я провела под землей в кромешной темноте полтора дня. Я не знала, жива или мертва, снится ли мне кошмарный сон или я попала в ад. Я пыталась выбраться наружу. Когда он нашел меня, мои ногти были содраны почти до основания, пальцы распухли от заноз и крови, я едва не захлебнулась в земле. Он сказал, что несколько недель я разговаривала сама с собой.

Я не могу допустить, чтобы подобное произошло с Лео, поэтому жду. От заката до рассвета, черными, как смола,