Светлые века - Йен Р. Маклауд
Однако к тому моменту Эдвард Дерри был уже практически мертвецом. В тот самый миг, когда двигатели прекратили работать, он понял, что предал гильдию самым чудовищным из всех возможных способов и ему конец. Проснувшись от въедливой боли в поразительной тишине больницы Брейсбридж-Мэнор, где пахло швабрами и чистым бельем, он уже был Человеком-Картошкой. С ним в палате лежали еще трое мужчин. Они кричали по очереди. Странное дело, Дерри страдал куда меньше, хотя так сильно испугался темной и властной фигуры, возникшей у его постели в лучах летней луны, что и сам едва не вскрикнул. Но это оказался всего лишь грандмастер Харрат.
Харрат плакал и мямлил извинения. Ему, как Кейт и Мэри Борроуз, удалось смешаться с толпой, когда они, спотыкаясь, выбрались из Центрального яруса через аварийный люк. Он чуть не расстался с жизнью, и вскоре его слезы высохли. В конце концов, гильдейские дела есть гильдейские дела, а жизнь есть жизнь, пусть Дерри свою и потратил впустую. Обязательно будет расследование. Но Харрат побывал в своем кабинете, уничтожил некоторые записи и воспользовался – ему пришлось, поскольку проныра каким-то образом обо всем узнал, – помощью некоего старшмастера Гильдии инструментальщиков, чтобы вернуться на Центральный ярус и уничтожить новые тенёта и каким-то образом избавиться от проклятого халцедона. Какие бы улики ни остались, они были в худшем случае косвенными, и ведь у Харрата был приятель-южанин, тот загадочный гильдеец, который тепло и с одобрением положил руку на плечо Дерри. Впрочем, Харрат не знал его имя и должность, попытки связаться ни к чему не привели, но грандмастер все-таки надеялся, что этот человек придет на помощь. Так или иначе, похоже, все можно уладить. Однако придется заплатить определенную цену. Тут Харрат, который, по мнению Эдварда Дерри, никогда не был образцом силы духа, опять заплакал. Человек-Картошка терпел. Гость, не дождавшись слов утешения, опять забормотал, заныл, и постепенно прояснилось, какую именно сделку заключил грандмастер.
Если уж на то пошло, Дерри – человек конченый, ему не спастись. Его вышвырнут из гильдии. Он станет мизером и, вполне возможно, подменышем. Но вчера он сделался еще и в некотором смысле героем, и жители Брейсбриджа, если предоставить им выбор, предпочли бы запомнить его таким. Так, может быть, позволить Эдварду Дерри умереть, взяв вину на себя? Будут похороны, достойное надгробие, прощальные речи. Расследование быстро закончится и забудется, и люди не будут плеваться при упоминании его имени…
Харрат встал со своего места у кровати. У него закончились слова, и слезы снова навернулись на глаза. Где-то открылась дверь. Человек-Картошка всем своим искалеченным телом, уцелевшим глазом и тьмой на месте утраченного ощутил дуновение ветра. Он с трудом поднялся с пыточного ложа. Во всей больнице было на удивление тихо, когда он, прихрамывая, вышел в яркую и тихую летнюю ночь. Харрат уже исчез, превратившись в простой силуэт, спешащий обратно по Уитибрук-роуд в центр города, навстречу жизни, карьере, угрызениям совести и тревогам. Но под деревом, рядом со старым почтовым ящиком, стояли Мэри Борроуз с повязкой на руке и Кейт Дерри, по-прежнему красивая, хотя ее волосы почему-то поседели. Человек-Картошка проковылял к двум молодым женщинам, понимая, что выглядит кошмарно, однако их лица почти не изменились. «Послушайте, – простонал он своим изменившимся голосом, – это наш шанс спастись…» Но Кейт лишь чуть-чуть улыбнулась и промолчала. Дерево превратилось в кружево из теней. Верхушка Рейнхарроу сияла в лунном свете, будто еще одна луна. Глаза Кейт тоже сияли. «Мы можем уйти…» Но она вновь улыбнулась прежней улыбкой. Все равно что разговаривать с призраком, и Человек-Картошка осознал, что жена не разделит с ним ту жизнь, которую он планировал вести. Искренне веря, что растерял последние остатки своего прежнего «я», он попытался на прощание коснуться лица жены. Что-то пошло не так. Кейт, стоя в тени, сияла. Когда его пальцы, изуродованные ожогами и неуклюжие из-за повязок, запутались в ее волосах, пряди начали ломаться и рассыпаться яркими осколками. Чем бы ни было заклинание, заточенное в том камне, оно завладело ею и изменило ее. В тот самый момент – а не когда в последний раз бросил взгляд на темное пятно на своей госпитальной койке – Эдвард Дерри и умер по-настоящему. Человек-Картошка вытер рот. Фруктовый пирог был съеден целиком, а история, судя по его молчанию, полностью рассказана.
– Значит, моя мама отвела Кейт в Редхаус?
Он хмыкнул и вытащил смородину, застрявшую где-то между челюстями.
– Ты пошел с ней? – спросила Анна.
Человек-Картошка покачал головой, всхлипнул протяжно и судорожно, а потом спрятал изуродованное лицо в изуродованных ладонях. Анна попыталась его обнять, но он, отчетливо увидев ее лицо в свете очага, со стоном отстранился. Мы вынудили его погрузиться в утраченную жизнь, и лицо Анны, похожее на лицо Кейт Дерри, которая превратилась в глыбу машинного льда и умерла, вынашивая дочь, оказалось слишком тяжким грузом. Когда Человек-Картошка всхлипнул и съежился, я понял: он сказал правду, Эдвард Дерри действительно умер. Любой желающий мог посетить его могилу на кладбище при церкви Святого Уилфреда.
Мы уговаривали Человека-Картошку провести ночь в тепле нашего очага. Предложили ему одежду взамен затвердевшего от грязи тряпья. Дали бы еще еды, найдись она у нас. Но он встал и поплелся прочь. Ублюдок Харрат тоже умер, верно? Только медленнее… и поди знай, что хуже. Ты, парень! Взмах рукой. Бывал в его доме, да? Так берегись, берегись! Человек-Картошка то ли взвыл, то ли зарыдал. Пламя в камине ослабело, и комната наполнилась трепыханием отголосков его застарелой, скорбной ярости. Потом входная дверь распахнулась, и мои тщательно собранные списки и вырезки разлетелись в разные стороны. И все же я хотел узнать кое-что еще.
– Постой! Пожалуйста, подожди…
Человек-Картошка прищурил свой красный глаз и съежился.
– Этот человек… таинственный гильдеец, о котором говорил Харрат. Ты сказал, что видел его. Ты сказал, он положил руку тебе на плечо… – Я собрал охапку разлетевшихся бумаг и сунул ему. –
