Самайн у ведьмы пограничья - Уоллис Кинни
– И что же могло поднять тебя с постели таким серым утром? – с усмешкой шепчет Мэтью мне на ухо, все еще прижимаясь носом к моему виску.
На мгновение я задумываюсь, зная, что где-то в моем затуманенном сознании есть ответ.
– Безопасность детей Ипсвича, – наконец произношу я с виноватым смешком. Мэтью отрывается от своего занятия и удивленно смотрит на меня.
– Буду честен, – задумчиво говорит он, – это был не тот ответ, которого я ожидал. И к сожалению, это хороший вариант.
Я тихо смеюсь.
– Боюсь, это одна из наших многочисленных традиций.
Пока он не отвлек меня еще больше, я сажусь и высвобождаю конечности из-под одеял. Мерлин приветственно мурлычет и спрыгивает со своей лежанки. Он подбегает и нежно покусывает мне пальцы, когда мои ступни касаются холодного пола спальни.
Первое, на что мне нужно обратить внимание, – на свою одежду. Я вижу раздраженные царапины сквозь кружево рукавов.
– На этот раз никаких особых изменений в гардеробе? – спрашиваю я Мэтью, приподняв бровь. Он усмехается.
– Я обдумывал такой вариант. Но у меня не было оправдания в виде спасения твоей жизни, чтобы снять с тебя одежду. Хотя я могу помочь тебе сейчас, если ты не против.
Он с горящими глазами садится рядом. Я качаю головой.
– Нет. Думаю, я справлюсь сама. Если тебе не трудно, оставь меня на несколько минут.
Он добродушно, хотя и разочарованно кивает, прежде чем подняться с кровати.
– Я буду снаружи, если вдруг тебе понадоблюсь, – говорит Мэтью, подмигивая, и выходит за дверь моей спальни. Я закрываю ее за ним с решительным стуком.
Теперь, когда нас разделяют несколько дюймов дерева, вся моя уверенность улетучивается. Сердце учащенно бьется, стоит вспомнить то, что мы шептали друг другу прошлой ночью. Подбежав к туалетному столику, я беру несколько кристаллов, которые там лежат. Розовый кварц, на который я никогда раньше не обращала внимания, теперь становится моим спасательным кругом. Я мельком вижу себя в зеркале. Мои волосы все еще собраны, но десятки тонких прядей выбились из прически и торчат во все стороны. Мои щеки раскраснелись, а губы слегка припухшие. И глаза блестят, несмотря на полные тревог последние ночи.
– Только не прошлая, – напоминаю я себе вслух, начиная расстегивать вечернее платье. Прошлая ночь была идеальной: я провела ее, дремля под теплыми одеялами в теплых объятиях. Возможно, поэтому так хорошо выгляжу сегодня утром. Просто удивительно, что хороший отдых может сделать с тем, кто давно им не наслаждался.
Я быстро привожу себя в порядок. Отказываюсь от идеи помыться, поскольку Мэтью, без сомнения, воспользуется возможностью, чтобы снова отвлечь меня. Какой бы привлекательной ни была эта мысль, у меня нет времени. Вместо этого я переодеваюсь в теплую, но легкую плиссированную шерстяную юбку и темно-сливовую блузку с пышными рукавами. Не совсем идеально для готовки, но рубашка довольно привлекательно на мне смотрится. Я быстро собираю волосы в косу, а выбившиеся пряди оставляю так, чтобы они красиво обрамляли мое лицо. Мазнув по губам малиновой помадой и сунув кристалл розового кварца в карман юбки, я осмеливаюсь открыть дверь спальни.
В коттедже пахнет свежим кофе. Мэтью сидит в моем кресле для чтения, Мерлин свернулся калачиком у него на коленях, и к этому зрелищу я постепенно начинаю привыкать. Мэтью переоделся в вязаный кремовый свитер и темные джинсы и пьет из моей керамической кружки. На кухонном столе, под шкафчиком для специй стоит мой френч-пресс, наполовину заполненный кофе. Беру немного оттуда и доливаю молоком, наблюдая, как черное и белое смешиваются в светло-бежевые тона. Когда я делаю глоток, не удивляюсь, что на вкус кофе отдает корицей.
Дождь барабанит по кухонному окну. Крыша особняка едва видна сквозь пелену воды. Гадая, встали ли уже Миранда или Селеста, я хмурюсь.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Мэтью, подходя ко мне сзади и небрежно прислоняясь к кухонному столу.
– О том, что плохая из меня хозяйка. Мне следовало принести сестрам завтрак.
Мэтью удивленно качает головой.
– Твои сестры взрослые женщины. Они могут сами о себе позаботиться.
Он прав. Но мама огорчилась бы, что гостям в ее доме придется обслуживать себя самостоятельно. В груди вспыхивает негодование. Почему я должна вечно жить с оглядкой на желания матери? За этой мыслью немедленно следуют гложущее чувство вины и уродливый, жалкий призрак горя.
– Что такое? – тихо спрашивает Мэтью, ставя кружку с кофе на стол и подходя ко мне. Мое отчаяние, должно быть, написано у меня на лице.
– Я совершенно запуталась, что должна думать. Обо всем, что произошло на этой неделе. Обо всем, что я узнала о своей матери. О Короле, Что Внизу. А еще о тебе. Я продолжаю метаться между волнением и счастьем, ощущением глубокого предательства, страхом и замешательством.
Мэтью обхватывает ладонями мое лицо.
– Вряд ли кто-то стал бы винить тебя за то, что ты сбита с толку, – мягко говорит он.
– Я все еще скучаю по ней, – шепчу я. Он кивает, ничуть не удивленный. – Но почему? После всего, что она сделала!
Мэтью вздыхает.
– Она не первая, кто обратился к запретным вещам в момент отчаяния. И именно люди, которые боятся темных ремесел, с наибольшей вероятностью им и подвергнутся, – печально говорит он. – Это не значит, что мы не можем любить тех, кем они были прежде: пока их не заразила власть.
– Забавно слышать, как ты ее защищаешь, – отмечаю я.
Мэтью выглядит задумчивым, осторожно убирая несколько выбившихся прядей волос с моего лица.
– Мне кажется, за последние несколько дней я стал понимать ее немного лучше.
– Почему? – спрашиваю я, немного удивленная такой переменой в его настроении. – Теперь, когда ты знаешь, что моя мать не была паинькой кухонной ведьмой, ты ей больше сопереживаешь?
Мэтью громко смеется.
– Ни разу в жизни я не думал о Сибил Гудвин как о паиньке, даже когда считал ее обычной кухонной ведьмой. Я знал твою мать всего несколько дней, но за это время мне стало ясно: она сделает все, чтобы защитить тех, кого любит. Даже если иногда ее заносило. Например, она изгнала юного и невинного колдуна, когда поняла, что он влюбился в ее дочь.
Я краснею, но ничего не отвечаю.
– Я не сомневаюсь, что именно стремление защитить близких заставило ее желать большей власти, – продолжает он. – Могу только представить, в каком смятении она, должно быть, находилась, раз пошла против того, во что верил ее ковен. Отвернулась от всего, во имя чего они трудились.
– Ты бы так сделал? Отвернулся от всего, что знал? – спрашиваю я.
– Чтобы защитить людей, которых люблю? Безусловно, – твердо отвечает он.
У меня не получается его понять. Как ведьма пограничья, я всегда жила в одиночку. Встречалась с ковеном на Белтейн весной и на Самайн осенью, и все. Однако даже в этом случае мысль предать их идеалы, то, что я когда-то считала идеалами своей матери, кажется мне кощунственной и совершенно недостойной.
«Прошлой ночью ты ходила тенями! – напоминаю я себе. – И ты влюблена в некроманта!»
Я смотрю на Мэтью. В конечном счете мне придется сделать выбор и предать идеалы Атлантического ключа, если я хочу быть с ним. А я хочу. Но не могу думать о последствиях сейчас. Мысли слишком мрачные. Вместо этого я обвиваю руками шею Мэтью и притягиваю его к себе.
Я целую его, не сдерживаясь, давая любым страхам или сомнениям относительно следующих нескольких дней растаять… или уйти на второй план. Он обхватывает меня за талию и притягивает к себе, жадно отвечая на поцелуй. Будь моя воля, я бы затащила его обратно в свою спальню, и мы бы не вылезли оттуда, пока Самайн не остался бы далеко позади. Но долг, семья и традиции приковывают меня к моему месту на кухне.
