Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн
Не будь я все еще так изумлена из-за тиары, я бы посмеялась, потому что его собака – Цербер, трехголовый адский пес, и всем известно, что он никого не жалует.
А еще Аид босиком.
Ну, я тоже, но он же бог. Я никогда за всю свою жизнь не представляла богов или богинь босиком. Тем более на кухне.
Он поднимает взгляд:
– Смузи?
В какое параллельное измерение я попала? Я качаю головой.
– Тогда сама возьми в холодильнике что захочешь.
Он машет рукой.
Как будто мы обычные люди. Делим квартиру, как будто все это не всерьез. Но это серьезно. Для меня это очень серьезно. Я не очень понимаю, как воспринимать этого Аида, который внезапно заботлив и вежлив, что кажется чем-то неправильным, вроде одежды на размер меньше.
– Не надо так.
Он хмурится:
– Не надо как?
– Вот этой всей вежливо-обаятельной темы.
– Так я успокаиваю людей, – говорит он.
Бог смерти пытается кого-то успокаивать? Какая тревожная мысль.
– Ты уверен, что это правда работает?
– До сих пор работало, – бормочет он.
Мы сбились с темы. Я рывком поднимаю руку, чтобы показать ему тиару.
– Скажи мне, что эти жемчужины не то, что я подумала.
Он бросает взгляд на тиару, потом возвращается к приготовлению смузи.
– Это они.
– Но почему ты… – Я останавливаюсь, затем начинаю заново: – По какой вообще причине ты…
– Они могут помочь тебе. – Он говорит это так обыденно, как будто перечисляет еду в холодильнике.
Я опускаю тиару.
– Ты уже выдал мне два дара. Тебе нельзя давать больше.
– Я дал тебе тиару до того, как даймоны сказали, что я больше не могу тебе помогать, и это не дар. Это деталь одежды.
Неубедительная лазейка по сравнению с теми, что я видела раньше, а воры хорошо ищут лазейки.
Я хмурюсь:
– Значит, жемчужины способны мне помочь?
– Да.
– Как?
– Если я тебе не скажу, то это точно будет не дар. Просто загадка, которую ты будешь разгадывать сама.
Я таращусь на него, и до меня наконец доходит то, что должно было дойти куда раньше:
– Ты знаешь все лазейки. Не так ли?
Его глаза чуть щурятся в улыбке, хотя губы не двигаются.
– Я отказываюсь отвечать, поскольку мои слова могут быть обращены против меня.
Потом он включает блендер, наполняя кухню шумом.
Другими словами, он знает.
Я плюхаюсь на стул возле здоровенного кухонного островка, напротив того места, где он стоит.
– Но… они же Персефоны, – говорю я, как только блендер останавливается.
Аид не реагирует на ее имя так, как я отчасти ожидала, – угрюмо и подавленно: «Не произноси ее имя, а не то…» – и так далее. Вместо этого он пожимает плечами:
– Сейчас они ей не помогут.
Помогут ей? Легенда гласит, что с их помощью он запер ее в Нижнем мире вместе с собой, а не помогал ей. Верно? Тысяча вопросов крутится в моей голове, как собаки за своими хвостами. Но я не произношу ни одного из них. В кои-то веки. Это не мое дело.
– Теперь они твои, – говорит Аид.
Мои. Мои жемчужины, которые делают нечто, что раньше помогало Персефоне. Что там про нее рассказывают? Ну, начать с того, что они были гранатовыми зернами.
– Мне их есть?
Его брови медленно поднимаются с… Это что же, выражение «нехотя впечатлен» от бога смерти?
– Я не могу тебе сказать, – отвечает он.
Значит, да, мне их есть.
– Я думала, осталось только четыре.
Он качает головой:
– Смертные всегда неверно понимают детали.
Ну, неудивительно.
Я пытаюсь размышлять:
– Гранатовые зерна Персефоны держали ее в Нижнем мире. – Я сейчас говорю с собой, вертя тиару так и сяк. – Или… может быть, доставляли ее туда? А я под защитой в Нижнем мире.
Это же оно, да?
Я смотрю прямо в светло-серебряные глаза, изучающие меня так, что мне хочется отвернуться. Он слишком пронзительный. Слишком… он.
– Я близка? – спрашиваю я.
– Ты определенно быстра, но придется подождать и выяснить.
Я загоняю назад жар румянца.
– Зачем мне нужна защита?
Он пожимает плечами:
– Похоже, ты притягиваешь опасность.
Его пауза повисает в воздухе.
Козел.
Но хотя бы я знаю, что близка. Способ сбежать с Подвига? Или защититься, когда мы на Олимпе. А это важно? Все равно двенадцать Подвигов и всего шесть зерен. Лучше приберегу этих красоток для клинической смерти.
Аид заканчивает делать смузи и несет его в гостиную, где включает телевизор.
– Сюда, – зовет он. – Тебе стоит изучить своих соперников.
Я следую за ним и понимаю, что он включил канал с новостями и трансляцией с открывающих церемоний. Смертные новостники уже показывают клипы с праздников по всему миру, обсуждают богов и, разумеется, их поборников, параметры которых перечисляют в процессе выяснения того, кто мы и почему были избраны.
На экране мелькает мое лицо – картинка, когда я, упрямо нахмурившись, стою в храме рядом с Аидом.
– Они пока не нашли на тебя ничего, кроме твоего имени заложницы, – довольно говорит он.
И не найдут. Мое существование было стерто, когда Орден принял меня, а там очень хороши в своем деле.
– Лайра Керес – загадка, – говорит комментатор, – но, думаю, загадка еще большая – почему Аид присоединился к Тиглю.
Я таращусь в экран, и слова вырываются сами собой:
– Почему я?
Аид выключает звук.
– Я выбрал тебя, потому что, когда мы познакомились, ты не отступила и не затрепетала, даже перед богом. – Он откидывает голову на диванную подушку, как будто внезапно устал. – Особенно перед богом смерти.
Я видела, как другие трепещут перед ним и избегают его. Даже боги, чьи взгляды наполнены страхом и каким-то любопытным желанием. Меня никогда не боялись, но я знаю, что такое одиночество в толпе.
И все же: он серьезно выбрал меня, потому что решил, что у меня может быть какой-то шанс? Не чтобы наказать меня, но потому, что ему понравилась моя… что? Наглость?
Я издаю едкий смешок. Я уже на грани истерики, но мне как-то плевать.
– Феликс всегда говорил, что длинный язык доведет меня до беды.
– Феликс? – спрашивает Аид.
– Мой босс в Ордене.
– Ясно.
От его взгляда хочется переминаться с ноги на ногу.
Я не совсем уверена, что верю в причину, по которой он выбрал меня своей поборницей, но, наверное, это хоть что-то. А вот тот факт, что ему был нужен тот, кто не отступит перед богами, внушает опасения.
– Ты уверен, что сможешь снять мое проклятье, если я одержу победу? – спрашиваю я.
Он кивает.
Я думаю об этом. Я никогда не представляла себе будущего без проклятья. Если честно, я никогда не позволяла себе представлять будущее дальше следующего приема пищи. Не потому, что опасалась, что могу умереть в любой момент: наши жизни в Ордене были не настолько опасными. Просто не было причины размышлять о том, что может и не случиться.
Я устраиваюсь на другом конце дивана и подбираю под себя ноги.
– Что за игры?
– Что?
– Игры, в которые я «о, так горда» играть от твоего имени. О чем вообще идет речь? Я так понимаю, веселой партии в блошки вряд ли стоит ожидать.
– Каждое состязание спланировано заранее, утверждено у даймонов и не может быть изменено после того, как начались Подвиги. И природа каждого не раскрывается, пока не наступает очередь соответствующего бога или богини.
Почему у меня ощущение, что это крайне уклончивый ответ?
– А в прошлом? Какими были те Подвиги?
Он отвечает не сразу, как будто раздумывает, сколько можно мне рассказать.
– Очень разными.
Туманно.
– Ну хоть широкими мазками опиши.
– Признаю, в прошлом я уделял этому недостаточно внимания.
Что?
– Тогда почему… – Забыли. На это он уже отвечал так же туманно. – Я планировщица. Я справлюсь лучше, если
