Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
Следуя за Реморой, майтера Мята поднялась к святилищу и обогнула увенчанный пламенем алтарь.
– А место… мм… каково место, а?
Казалось, Ремора вот-вот расплывется в улыбке.
– В каком смысле, Твое Высокопреосвященство? Если ты спрашиваешь, известно ли мне, где мы… – Майтера Мята вновь огляделась по сторонам. – Понятия не имею. О существовании подобного мантейона я даже не подозревала.
Сакристия оказалась втрое просторнее, чем в мантейоне Шелка, на Солнечной. Вдоль полок шкафа тянулся длинный ряд украшенных самоцветами чаш, чуть ниже лежал брус ароматного сандалового дерева, а довершала все это великолепие целая дюжина жертвенных ножей с рукоятями из золота либо слоновой кости, инкрустированными драгоценными камнями.
– Богослужений я здесь свершил… э-э… без счета, – сообщил Ремора. – Пять сотен, э? Тысячу? Пожалуй, даже столь непомерного числа оспаривать не стоит. Мы с тобою в… мм… так сказать, «ораториум аболитус», личной часовне Его Высокомудрия в подвалах Дворца. Предназначенной исключительно для него, э? И авгуров, занимающих… э-э… руководящие посты, а? Здесь, в уединении, в своем кругу, мы… э-э… тоже изредка служим богам.
Развернувшись, он направился было к двери, однако майтера Мята ухватила его за рукав риз.
– А комната, где я могла бы вымыться? Где найти чистое облачение, которым можно воспользоваться?
– О да, да, да! Вот сюда… э-э… в правую, – спохватился Ремора, распахнув перед нею дверь справа. – Думаю, там найдется… мм… задвижка? Изнутри. Вне всяких сомнений, вне всяких сомнений. А также вода. Цистерна, э? – пояснил он, указывая на потолок. – Под этим… э-э… в западном куполе.
Эта комната вдвое превосходила размерами ее вожделенную спальню в киновии. Радуясь передышке, майтера Мята затворила дверь и заперлась на засов. Пара огромных платяных шкафов, умывальная раковина, дырчатая медная бельевая корзина, ростовое зеркало на стене… а на стене напротив – стекло. И столик в углу.
Распахнув дверцы одного из шкафов, майтера Мята обнаружила внутри полдюжины чистых облачений разных размеров, завесила самым большим стекло, содержимое карманов выложила на столик, сняла собственное облачение и бросила его в бельевую корзину. Спасению оно, вероятнее всего, уже не подлежит, а Капитул задолжал ей как минимум целую сотню новых.
С отвращением переступив через грязные, пропотевшие исподники, она избавилась от камизы со строфионом (их она решила сохранить при себе, чтоб после отдать сибиллам, столь же неимущим, как и сама).
Сняв туфли с чулками, она словно бы очутилась в чертогах Майнфрейма, хотя для этого пришлось усесться на пол, из чего следовало, что чистых чулок здесь, скорее всего, не найдется. Простирнув снятые, майтера Мята, как сумела, отжала их и повесила на распахнутую дверцу платяного шкафа.
Поначалу почти холодная, в скором времени струя воды, исторгнутая краном слева от нее, сделалась приятно теплой. Очевидно, где-то во Дворце имелся котел для нагрева воды: про подобные приспособления майтера Мята слышала от майтеры Чубушник, дочери богатых родителей, но о том, чтоб такую роскошь предоставили в распоряжение обычной сибиллы, не дерзала даже мечтать.
Мыть руки (душистым мылом!) пришлось три раза: лишь после третьего мыльная пена сделалась светлой, не черной от грязи. К сожалению, избавиться от темных серпиков под ногтями это не помогло, но с ними справилась иголка, извлеченная из иглострела.
Не менее, если не более перепачканным казалось изнуренное крохотное лицо в зеркале. Осторожно касаясь ожогов и кровоподтеков, майтера Мята отмывала его вновь и вновь, промыла короткие темно-русые волосы, а затем, не обращая внимания на лужи, растекшиеся по красной керамической плитке пола, прошлась мочалкой по всему телу.
Тут из-за массивной дощатой двери донесся брюзгливый голос Реморы:
– Э-э… сержант Песок… Сержант Песок желает…
Невзирая на все старания, сдержать лукавой улыбки майтере Мяте не удалось.
– А я, Твое Высокопреосвященство, желаю сандвичей. Так ему и передай. И заодно спроси, что ему известно о военно-полевых судах.
– Ты… э-э… шутишь?
– Ничуть. Передай все как сказано.
Собственное отражение в зеркале привело ее в ужас. Если б Бизон хоть раз увидел ее такой!..
Нет, вероятнее всего, ни Бизону, ни любому другому мужчине увидеть ее такой не судьба, однако мужчинам не по сердцу ни тощие ноги, ни узкие бедра, ни крохотные груди – словом, все то, чем в высшей, в ужасающей степени наделена она… однако лет двадцать тому назад многие (причем в большинстве – мужчины) считали ее довольно-таки симпатичной.
Довольно-таки симпатичной девушкой с длинными, почти каштановыми кудрями… Возможно – нет, даже наверняка – некоторые из тех мужчин врали, но не могли же они врать все поголовно!
Второй платяной шкаф оказался разделен изнутри на множество ячеек, в основном пустых, но в одной нашлась пара чистых камиз и две пары чистых исподников – несколькими размерами больше, чем требовалось, однако затянуть потуже шнурок, и сойдут. Строфион, подобно чулкам, можно выстирать…
Охваченная внезапным приступом возмущения, майтера Мята швырнула строфион в бельевую корзину. Что под ним прятать-то? Что им подвязывать? До сих пор она носила строфионы лишь по настоянию матери, а после – майтеры Розы, однако сейчас, в слегка пожелтевшей камизе с чужого плеча, выглядела точно так же, как и в одной из собственных, оставшихся в киновии.
Сорвав со стекла облачение, она хлопнула в ладоши.
– Смотритель? Смотритель?
Пользоваться стеклами ей в последние дни доводилось не раз, однако полностью освоиться с ними она еще не успела.
– Да, сударыня?
Парящий посреди стекла серый лик казался бесстрастным, но в то же время исполненным почтения.
– Взгляни на меня. Мне недостает существенной части дамского костюма. Какой?
– Нескольких, сударыня. Платья, сударыня. Чулков. Туфель.
– А кроме этого? – Повернувшись к стеклу боком, майтера Мята приподнялась на носки. – Какой?
– Я в затруднении, сударыня. Могу лишь строить догадки.
– Не утруждайся.
С этим майтера Мята извлекла из платяного шкафа самое маленькое облачение.
– Знаешь ли ты, кто я?
На миг ее окутала тьма, а после голова проскользнула в ворот.
«Опять без куколя. Опять без куколя», – подумалось ей.
– Теперь узнаю, сударыня. Ты – генералиссима Мята. Прежде я пребывал о сем в неведении. Возможно, ты предпочтешь обращение «генералиссима»?
– Обращайся как хочешь. Пытался ли кто-нибудь связаться со мной?
Примерно на секунду лицо монитора скрылось за рябью из непоседливых, дрожащих черточек.
– Несколько человек, сударыня. В данный момент – капитан Сервал. Не угодно ли тебе поговорить с ним?
Казалось, это имя должно быть ей знакомо, однако узнать его майтере Мяте не удалось. Поразмыслив, она согласно кивнула. К чему гадать? Куда проще выяснить, кто он и что ему угодно, и делу конец.
Лицо смотрителя преобразилось, обрело цвет, обзавелось округлым
