Царство Сибирское - Роман Феликсович Путилов
Лучше бы они были с современными винтовками… Мое магическое поле отразит до сотни пуль, а вот от удара страхолюдного копья, больше всего похожего на рогатину, оно, увы, не защитит. Я скинул тяжеленую шубу и побежал по хрупающему насту, высоко поднимая ноги. Сзади меня настигал шум дыхания лошади, азартные крики седока и перестук копыт. Я оглянулся — всадник привстал на стременах, отведя в сторону свою рогатину, готовясь, как косой, срубить меня.
Я вам ребята врать не буду, я специально стрелял мимо морды лошади — не хотелось пока окончательно делать себя персоной «нон-грата» в этих местах, тем более, что в фюзеляже самолета у меня уложено еще три подобных шубы. От вспышек огня перед мордой, лошадь заржала и отпрянула в сторону, отчего всадник ласточкой выпорхнул из седла и кувыркнулся в снежный перемет, а я бросился бежать дальше, в сторону самолета, пока остальные кавалеристы возились с брошенной шубой.
Когда я подбежал к самолету, нашел в себе смелость обернуться, чтобы оценить обстановку. В мою сторону скакали всего трое всадников. Впереди, с перекошенным от злобы лицом, несся, горяча коня, тот самый хрен, что пытался срубить меня своей пальмой. Ну а позади, неторопливо трусили двое его коллег, видимо из числа тех, кого не допустили к разделу шубы, которую десяток всадников вез в сторону городка.
Возле самолета я почувствовал себя значительно уверенней, вскинул револьверы, и из врожденного миролюбия, произвел еще один «предупредительный» выстрел, который, однако моего противника не остановил. Тот, по-прежнему, мчался в мою сторону, выставив вперед свою рогатину и припав к шее коня. Трех пуль хватило на обоих. Коняшку было жалко, но больно умело прятался всадник на крупе лошади.
Отставшие кавалеристы замерли, натянув поводья, потом, изобразив самые миролюбивые физиономии, и выставив вперед раскрытые ладони, начали показывать знаками, что они хотели бы приблизиться и забрать тело своего товарища.
Уж не знаю, кто там болтался в седлах, монголы, маньжуры или чистокровные ханьцы, но в миролюбие степных жителей я не верил, поэтому, разрешив кавалеристам приблизиться, оставался начеку.
Бросок копья я пропустил, так как передний кавалерист, отвлекая меня, отчаянно жестикулировал, делая вид, что пытается мне что-то объяснить. Я попытался нырнуть в снег, уходя вбок, но не смог — длинная палка с широким лезвием, пробив мою меховую куртку и зацепив плечо, пришпилила меня к фюзеляжу самолета. Правую руку обожгло болью, револьвер выскользнул из, ставшей бессильной, кисти и тяжело плюхнулся в снег, а китайцы радостно оскалились. Нет, ну надо же быть такими тупыми…
Когда я начал стрелять из второго револьвера, с левой руки, улыбочки кавалеристов мгновенно сменились изумлением. Вот с этим выражением лица они отправились на встречу… Не помню, к кому местные отправляются — к предкам, Конфуцию или Великому дракону. Честно говоря, я этим парням даже немножко завидовал — у них кончились проблемы, неприятности, и даже этой адской боли они не испытывают. А я даже не могу вытащить проткнувшее самолет, ну и меня заодно, копье, куртка не дает повернуться…
Минут через пятнадцать я смог вылезти из куртки, и обессиленно привалился к стойке шасси аэроплана. Раненая рука обильно кровила, я чувствовал дурноту, наверное, потерял много крови. Кое- как выдернув копье из обшивки фюзеляжа, я перетянул поврежденную руку брючным ремнем, как раз предназначенным для этой роли, накинул на плечи теплую куртку с изодранным рукавом, с трудом забрался в кабину и запустил двигатель. Оставаться здесь я не видел смысла. Я не смогу победить весь гарнизон городка, действуя одной рукой и впадая в полуобморочное состояние от потери крови. Остаётся только лететь домой, надеясь, что я сумею добраться до границы своих владений, не свалив самолет на землю. После короткого разбега я поднял машину в воздух, развернул самолет хвостом на путеводную звезду, и перевел реостат на максимальные обороты. Мне не стоило беречь магический заряд в кристалле, гораздо опаснее было обессилить окончательно и вогнать самолет в землю.
На высоте, от набегающего потока ледяного воздуха, мне стало немного легче. Я набрал высоту в пару километров, чтобы не встретиться с какой-то сопкой, и направил нос самолета в сторону дома, истово молясь богам покровителям, чтобы те даровали мне силы на дорогу домой.
Княжеский дворец. Город Верный.
Как я понял, я, все-таки сбился с пути, взяв немного южнее — последний день я вел самолет на грани яви и беспамятства. Пару раз срывался в штопор, но умудрялся прийти в себя до соприкосновения с земной твердью, и вывести самолет в горизонтальный полет. В любом случае, я долетел… Ну как долетел? Конный патруль нашел меня в десятке верст от окраины города Верного. Самолет каким-то образом благополучно приземлился не сломав при этом лыжи, но я к тому времени уже напоминал еле дышащую ледышку. Мне повезло, что к этому времени я укомплектовал все свои поселения магами — целителями, и я был не первый замороженный пациент молодого доктора. Почти неделю моя душа болталась между миром Яви и Нави, но потом резко все кончилось. Я очнулся в светлой просторной палате, испытывая зверское чувство голода. Напротив, не сводя с меня пристального взгляда черных глаз, сидела на стуле, скрестив ноги под собой, моя жена.
— Привет…- я зажмурился от яркого света зимнего солнца, заливавшего палату: — А здесь поесть имеется хоть что-то?
Мне с виноватым видом протянули кузовок от богини, в котором лежал одинокий, но теплый пирожок с ливером.
— Извини, но тебе пока много нельзя…- пожала плечиком Гюлер и очаровательно улыбнулась.
— Ты как здесь оказалась? — я с рычанием впился в румяный бок пирожка.
— С Лиходеевым прилетела…
— В каком смысле — ты прилетела с Лиходеевым? Он же уже несколько месяцев не летал, все водил то баржу, то аэросани…Да как он посмел⁈ — от возмущения я даже сел, опираясь на подушку.
— Знаешь, что⁈ — возмутилась Гюлер: — Не кричи на меня! После того, как я рожала Искандера в этих нартах с винтом, я только Антону Велемировичу могу доверять…
— Кого рожала? — не понял я.
— Искандера… а что? — испугалась жена: — Красивое имя, его и в вашей стране уважают, и в степи чтут как имя для великого воина. Тебе разве не нравится?
— Нравится, нравится…- я притянул жену
