Пасынок - Ольга Сурмина
Обыкновенных игрушек мальчик не имел. Только умные книги, развивающие головоломки и пазлы. Даже что такое игрушки не знал, потому что в их части улицы не жило больше ни одного ребенка. Здесь были, в основном, домики, в которые люди приезжали отдохнуть на выходных, постоянно жить чуть дальше, чем за чертой города для многих было неудобно, так что компанию юному члену общества составляли лишь высокие деревья и птицы, носящиеся над головой.
— Никудышный ребенок. — Послышался тихий, очень тихий материнский голос, отчего Нил прислушался и напрягся. Он слышал даже тихий шепот в доме, почему — не знал, просто слышал, и все. Одно время считал, что все слышат все так же хорошо, но потом понял — не все. — Совершенно ни на что не способен. Пустой. Нужно было сделать аборт.
— Не смей так говорить. — Раздался тихий мужской голос. Отец. — Умный за то. Умный, ловкий.
— Что мне его ум? — Вздох. — Он ни на что не способен. Мало того, мальчик, должна была быть девочка. Так еще и… не обращается.
— Это было ожидаемо, он же твой сын. — Мужчина лязгнул зубами. — Не торопись, может еще обратится. Может… поздний.
— Ни черта он не поздний, просто никакой. Уже больше не сможет, все. Считай, человеческий отброс родился. Ты узнавал? Кларисса сможет принять его на воспитание? Давай попробуем родить еще ребенка. Может в следующий раз, наконец, повезет. Почему у меня не может родиться дочь? Когда уже будет дочь?? Почему снова мальчик?!
— Узнавал, она против этой затеи. И зачем отдавать? Он что, мешает тебе? Сидит себе, молчит, молчун…
“Раз мешаю, буду жить один” — Нил обиженно поджал губы и опустил голову. “Они мне не нужны. Мне никто не нужен”.
Мама была сухой. Редко обнималась, мало улыбалась, и часто хотела, чтобы “неудачный” сын куда-нибудь делся. Чтобы кузина взяла его к себе ненадолго пожить, чтобы его, наконец, приняла какая-нибудь школа-интернат, хотя самые ранние принимали детей от пять лет.
В какой-то момент среди шумной листвы показались странные сгорбленные силуэты. Мальчик прищурился и поднялся со ступеней, вглядываясь во тьму леса. Какое-то неприятное ощущение копилось внутри, нечто похожее на предчувствие. Предчувствие чего-то плохого. Он вновь поджал губы, взялся за ручку тяжелой металлической двери, и скрылся в доме.
С её хлопком родители резко замолчали. Запах куриного супа все усиливался. Ребенок нахмурился, и отчужденно уставился на идеально прямоугольный бежевый ковер без единого пятнышка.
Мама была своеобразной женщиной, однако, Нил считал, что она его любила. Возможно, так, как умела. Дарила странные подарки на праздники, кивала на успехи. Но он не знал, любил ли свою семью, и мог ли ответить ей взаимностью. Может, в каком-то роде, любил. Также отчужденно, как любили его. Нежеланного сына.
Из кухни раздавались удары ножа о разделочную доску, судя по всему, женщина что-то резала.
В какой-то момент в глазах помутнело. Чуть закружилась голова, шум деревьев за окном стал казаться невыносимо сильным. Настолько сильным, что хотелось заткнуть уши. Адски заболел лоб, который внезапно сделался таким горячим, что нельзя было дотронуться.
Мрак.
* * * настоящее время
Когда вновь открылась дверь темной квартиры, за окном уже горели бесчисленные звезды, спрятавшись на черном небосклоне.
Ему было плохо. Как всегда плохо. Как всегда раскалывалась голова, холодели руки, а шум вокруг казался нестерпимо острым, словно тишины на свете не существовало. Жар захватывал грудь, по венам будто скользила вовсе не кровь, а раскаленная, вязкая, черная смола.
— «Мамочка»? — Раздался тихий басистый голос в тишине темной квартиры. — Опять стала от меня прятаться? Ах… наверно ты решила сделать вид, что сбежала. Чтобы я пошел тебя искать, а ты сбежала на самом деле. — Голос сменил странный хруст. Мужчина сжимал в руках жестяную банку. — Как же так, «мама»? Я думал, пасынков с работы нужно встречать.
Молчание. Тьма сгущалась, но глаза к ней привыкали, и вокруг стали выступать очертания мебели. Он медленно осматривал недвижимые выступы, не встречая ни намека на силуэт человека.
— Не усугубляй ситуацию, Криста. — Молодой человек медленно прошелся по коридору. — Твой пасынок всего лишь хочет услышать, что ты его любишь. Так вот выйди, поцелуй меня, и скажи, что это так.
Вновь молчание.
— По-прежнему продолжаешь издеваться надо мной, да? — Голос становился жестоким. — Сколько нервов ты из меня вытащила, и теперь опять? Как просить у меня денег в долг, так я мужчина, а как спать со мной — так я сразу стал «пасынком». — В темноте послышался странный скрежет. — Лучше бы ты приготовила ужин и фальшиво улыбалась мне. Потому что от твоих пряток я вне себя. Хочешь поиграть? «Мама»? Знаешь, что я с тобой сделаю, когда найду тебя? Знаешь. И я буду делать это до тех пор, пока ты не отключишься.
Внезапно молодой человек замер посреди коридора. Прищурился, и лицо исказилось в ехидной, злой улыбке.
— Я слышу, как ты дышишь. Как бьется твое крошечное сердечко. Отчего ты меня так боишься, Криста? Я же люблю тебя. И всегда любил. Всю жизнь. Извини, что ни как сын. Просто… не все в жизни бывает так, как мы хотим. — Он медленно вошел в одну из комнат. — Я вот, например, хотел, чтобы ты не обжималась с рандомными мужиками. Хотел, чтобы ты на меня смотрела так же, как смотрела на них. Чтобы… ревновала меня к моим шлюхам.
Мужчина сжал кулаки.
— Я любил только тебя. И буду любить, как только найду. Так, как я этого хочу. Расслабься, и тебе понравится. — Он приближался к письменному столику, затем осторожно провел рукой по поверхности темного дерева. Медленно наклонился и оскалился. — Нашел.
Сквозь мрак на него смотрели два огромных, испуганных, синих глаза.
Криста нервно сглотнула. От пасынка убийственно разило алкоголем, он злостно поджимал губы, сжимал челюсти, затем разжимал их вновь. Мороз блуждал по телу, если б она могла, то вжалась бы сейчас в стену. Завернулась бы в клубок, сунула бы лицо в ноги и застыла, пока он не ушел.
— Что ты несешь? — Голос дрожал от страха и шока. — Нил, что ты несешь? Я ничего у тебя не брала. И ничего не просила. Никогда. Мне ничего от тебя не нужно, только оставь меня. Не трогай меня.
Мужчина подозрительно прищурился, затем немного отстранился и потер висок. Жуткие синие глаза скользили
