Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

Я судорожно сглотнула и едва слышно всхлипнула. Ладонь О'Рэйнера была горячей, почти огненной. Жар пробивал сквозь ткань перчатки. На долю секунды подумалось, что, когда он отнимет руку, на моём лице останется красный отпечаток его ладони. А ещё совсем не к месту нахлынули переживания: как же я буду оправдывать столь странный рисунок на моём лице перед студентами. Вряд ли найдётся хоть какая-нибудь мазь, способная скрыть ожог.

Кто-то на улице не выдержал дьявольского свиста и ужаса и пронзительно закричал. Сгустившийся воздух колыхнулся, будто некое невидимое существо находилось совсем рядом, а потом стремительно рвануло в сторону кричащего. Крик сменился сдавленным хрипом и хрустом костей. Тихое клацанье разрываемой плоти отозвался рвотным позывом, я едва успела сдержаться.

— Дыши носом, — прошептал Вэлиан. Он медленно и глубоко вдохнул и выдохнул. На красивом лице не дрогнул ни единый мускул, как будто ничего не происходило вокруг. — Давай, повторяй за мной… Вдох… Выдох… Вдох…

Он говорил тихо, успокаивающе. Загипнотизированная его голосом, я повторяла за ним. Вдох. Выдох. Вдох…

Внезапно я увидела молочное марево. Густое, переливающееся всеми оттенками белого, голубого и серебристого, оно походило на…

— Крылья… — сдавленно выдохнула я в ладонь Вэлиана то ли от восторга, то ли от удивления.

О'Рэйнер нахмурился и с подозрением прищурил единственный глаз. Будь я в здравом уме, то наверняка бы поняла: я увидела то, что не должна была.

Однако в тот момент единственное, что имело значение, — это светящиеся крылья, отделявшие нас от остального мира. Я чётко видела каждое перо с его прожилками. Они так и манили прикоснуться, рука сама потянулась к ним.

— Эжена, не смей… — строгий и чуть напуганный голос Вэлиана оборвался, и меня выбросило наружу в зимнюю стужу.

Я лежала в сугробе и смотрела вверх на небо. Ледяной ветер жёг обветренное лицо. Надо мной угрожающе раскачивались чернеющие ветви, покрытые снегом. А в разрывах крон проплывали жемчужные облака, настолько низко, что, казалось, небо лежит на острых вершинах деревьев.

— Готов, — услышала я над своей головой.

Бородатый мужик в енотовой шапке охотника присел рядом на корточки и низко наклонился к моему лицу. От запаха гнилых зубов меня передёрнуло, но я так и не пошевелилась. Тело онемело от боли, расплывающейся уродливым пятном между лопаток.

— Мож, его того… С берега скинем? — послышался второй голос, до безобразия тонкий и противный.

«А может тебе штаны поменять? — обозлилась я. — А то голосок, как будто в причиндалах давят».

— Сам понимаешь, ежели кто найдёт, так толков не оберёмся… — продолжил второй после паузы.

— Недосуг мне с падалью возиться, — бородатый осклабился и поднялся. Потом больно пнул вбок и перешагнул через распластанное тело. — В лес никто до весны не сунется. А к тому времени его зверьё уже растащит…

— Эээ, нехорошая примета, Дэв, — проговорил третий, хриплый, словно от многолетнего курения. — Через трупы шагать, так покойник за собой утащит.

Послышался хруст снега под тяжёлыми ботинками. А затем тот, кого звали Дэв, дерзко отозвался:

— А с каких это пор ты стал таким суеверным? — он смачно сплюнул и крикнул своим подельникам. — Чё встали? Пошли давай. Денежки сами себя в карман не положат.

— Так, а как же мы докажем, что он того? — спросил писклявый.

Тяжёлый вздох и ворчание. Потом надо мной склонилась бородатая рожа Дэва. Затрещал воротник куртки, и кожи коснулись ледяные огрубевшие пальцы. Шею обожгло болью, когда убийца резко дёрнул на цепочку.

— Это подойдёт, — хмыкнул он. — Думаю, вряд ли он усомнится, что мы выполнили свою работу. Хорошо выполнили.

Вскоре стихли шаги негодяев, а я осталась лежать на снегу, глядя в небо.

«Как же глупо… Как же глупо и нелепо всё обернулось, — голос, прозвучавший в моей голове, принадлежал не мне, но был до боли знаком. — Умирать вот так… Среди снегов и далеко от дома».

Вэлиан!

— Эй-эй-эй! Не вздумай умирать! — в отчаянье заверещала я, силясь поднять тело со снега. — Не смей, слышишь! Ты здесь не один! Я ещё не собираюсь, на тот свет…

Но губы не шевелились, а чужое тело и не думало слушаться. Мне захотелось сесть и вцепиться в волосы, раскачиваясь из стороны в сторону. Сам Вэлиан, похоже, не чувствовал ничего, кроме горечи и досады.

Внезапно ветер утих, и в сумерках блеснуло нечто, похожее на молнию. Вынырнув из своего отчаянья, я взглянула на комочек света, стремительно приближающегося ко мне.

Невероятно огромная и ослепительно яркая птица опустилась на ветку. Сделав пару шагов, она низко опустила голову, вглядываясь в моё лицо.

— Ты видишь меня? — бесцветный голос тихо прозвенел в голове, но нельзя было понять, кому он принадлежит: мужчине или женщине.

Я услышала Вэлиана:

— Да. Ты сидишь надо мной.

Птица распахнула крылья и снова важно прошлась по ветке.

— Странно. Очень странно. Смертному не дано меня увидеть.

— Как видишь, я уже одной ногой в могиле, — все так же мысленно ответил Вэлиан и грустно улыбнулся. — Правда, смерть не спешит меня забирать.

Птица слетела с ветки и уселась на грудь. Несмотря на её размеры, я не почувствовала тяжести.

— Пока я здесь, она не придёт, — сказала она и наклонила голову набок. — Жить хочешь? По глазам вижу что хочешь. Я дам тебе жизнь, бессмертную жизнь. Но взамен ты мне дашь кое-что иное.

— Что же?

Серебристые глаза сузились, и она прошелестела:

— Эмоции.

Глава 7. Маленький секрет министра магии

Чужая тайна — это всегда так ужасно. Никогда не знаешь,

что лучше сделать: прикинуться немым или мёртвым.

— …Да не шелести ты так! С ней всё будет хорошо… наверное…

Обрывки фраз проплывали над моей головой, превращаясь в неясную золотистую вязь букв и слов на чёрном фоне, и тотчас потухали. Неприкрытый сарказм скрывал волнение в голосе, как будто бы знакомом, но я не могла припомнить, где его слышала. Он становился то громким и отчётливым, то снова утопал в мягкой и тёплой тьме.

И всё же немного странно и приятно было то, что кто-то искренне переживал за меня. Во всяком случае, в это хотелось верить.

Мне совершенно не хотелось выныривать из черноты. Там было хорошо, тепло и спокойно. Такое непередаваемое чувство умиротворения и небывалой лёгкости. Тьма качала на своих волнах, и мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно…

— …с таким скверным характером я бы больше переживал за чертей Бездны, — сказал голос кому-то. В ответ обеспокоенно зашелестели страницы. Совсем рядом, — только голову поверни. Но мне не хотелось. А меж тем звуки становились раздражающими.