Юсупов. Тьма Внутри - Гоблин MeXXanik
Я вернулся в комнату, быстро натянул брюки, затем рубашку с высокими манжетами, застегнул запонки с гербом семьи. Следом надел жилет, потом пиджак. Отражение больше не сомневалось — их высокого зеркала на меня смотрел я сам. Наследник рода Юсуповых.
Кто-то тихо постучал в створку, а через мгновение послышался негромкий голос Муромцевой:
— Василий Михайлович?
— Выхожу, — ответил я, надевая перчатки.
Затем развернулся и направился к порогу. Там задержался. Снова проверил плетение «двойника». Всё было стабильно. И всё же что-то скребло внутри. Какое-то очень недоброе предчувствие. Я вздохнул, открыл дверь и вышел из комнаты.
Виктория ждала меня в коридоре. Она старалась выглядеть спокойной, хотя неспокойные руки выдавали ее состояние. Девушка поправляла ворот пиджака, приглаживала идеально уложенные волосы. Под глазами помощницей залегли круги, словно эту ночь она провела, ворочаясь в кровати.
— Доброе утро, — поприветствовал ее я.
— Да какое оно доброе, — хмуро ответила девушка. — Я уже подогнала машину. Ваш дядюшка еще не проснулся. Может, стоило разбудить его…
— Оно и к лучшему, — я мотнул головой. — Полагаете, что ему надо со мной попрощаться?
— Я вовсе не это имела в виду, — смутилась Виктория.
— Поверьте, мне хватит его нравоучений, когда мы вернемся домой.
Муромцева бросила на меня испытующий взгляд, который я с легкостью выдержал.
— Мне кажется, что вы хотите попросить меня остаться дома, — предположил я с усмешкой. — Не удивлюсь, если вы приготовили речь, в которой хотели меня убедить, что жить с позором лучше, чем не жить вовсе.
— Ошибаетесь, — девушка покраснела и по тому, как она гулко сглотнула, стало ясно, что я был недалек от истины.
Я взял ее за ладонь, заставив вздрогнуть. Дождался, когда Виктория поднимет на меня глаза и проникновенно произнес:
— Я не погибну. По крайней мере не сегодня. Потому что у меня есть незавершенные дела. И одно из них касается вас лично.
Девушка, наконец, перестала хмуриться и ее щеки покраснели.
— Что вы имеете в виду? — уточнила она слегка осипшим голосом.
— Поговорим об этом позже, — усмехнулся я и поднес к губам ее ладонь. — Благодарю вас за то, что вы остаетесь со мной в этот день. Для меня это важно.
Ее кожа была холодной, и мне подумалось, что мое дыхание обожгло ее. Но Муромцева не торопилась отнимать руку. Она кивнула, и мы двинулись по коридору. Мои пальцы в перчатках чуть дрожали, казались чужими. Как будто они принадлежали не мне. Виктория молча шла рядом. Словно боялась, что любое слово станет заклинанием, запускающим цепь необратимого проклятья.
Мы спустились на первый этаж и вышли на крыльцо. Время до рассвета еще оставалось. Но сейчас, на улице было тихо. Воздух слабо был наполнен сыростью и ароматом ночи. Так пахнут отсыревшие от тумана фонарные столбы и тронутые ржавчиной ворота. Город ещё не проснулся, даже птицы молчали.
Машина ждала у крыльца. Виктория обошла авто, остановилась у водительской двери, уточнила:
— Готовы?
— Насколько это вообще возможно, — ответил я и открыл пассажирскую дверь. Сел в салон.
Муромцева устроилась за рулем, завела двигатель. И авто выехало с территории.
— Надеюсь, вы подали заявку в жандармерию? — уточнил я.
Виктория вздохнула и кивнула. Я откинулся на спинку сиденья. Значит, дуэль пройдет по всем правилам. С представителями жандармерии и жрецом-синодником, который должен будет оказать помощь раненому или подтвердить факт смерти. И я прикрыл глаза.
* * *
Всю дорогу до парка Виктория не проронила ни слова. Только сжимала руки так сильно, что белели костяшки.
Мы въехали в Петровский парк со стороны восточной ограды. Створки были гостеприимно распахнуты. Виктория остановилась у ворот, повернулась ко мне:
— Приехали, Василий Михайлович, — произнесла она, и мне показалось, что ее голос дрогнул.
Я кивнул. Открыл дверь и вышел из авто. Неторопливо направился к воротам. Через несколько мгновений Виктория меня нагнала. И молча пошла рядом.
Пустой парк встретил нас тишиной. Аллеи были вымощены потрескавшимся булыжником. По дорожкам медленно полз туман, и казалось, что сам воздух стал тяжелее.
По бокам от проходов за живой изгородью тянулись к небу дубы. Ветер гулял по дорожкам, шуршал сухими листьями. Фонари на дорожках мигали, готовые вот-вот выключиться. Было прохладно, но не зябко. В воздухе пахло листвой, мокрой землёй.
По аллее мы вышли к возвышающемуся между лип старому памятнику Императору, где нас уже ждал мастер Долгопрудный и еще несколько человек. Два секунданта, пара жандармов, которые должны были проследить за тем, чтобы дуэль прошла по правилам. С ними был и жрец Синода. Чуть в стороне я заметил нескольких репортеров. Значит, все уже в сборе. Я вздохнул, сбавил шаг. Страха не было. Я знал, чем все это закончится.
Долгопрудный стоял под случайно затесавшимся между благородных деревьев кленом. С прямой спиной и спрятанными за спину ладонями. Пальто было идеально выглажено, а шляпа надвинута на глаза.
Заметив меня, он коснулся кончиками пальцев полей головного убора, согнулся в насмешливом, шутовском поклоне, и шагнул в мою сторону:
— Доброе утро, Василий Михайлович, — произнес он. — До рассвета еще есть время. Мы можем подождать первых лучей солнца. Я никуда не тороплюсь.
Я покачал головой:
— Это ни к чему.
На лице противника расплылась издевательская улыбка:
— Мне кажется, вы не очень рационально используете последние моменты своей жизни, — произнес он. — Но если вы готовы — давайте начинать.
Я осмотрелся по сторонам и довольно хмыкнул, заметив за одним из деревьев знакомую тень. И произнес:
— Начнем.
Секунданты обменялись поклонами с Муромцевой. Отдали ритуальные платки. И отошли по сторонам
Я вышел вперёд, снял перчатки, вытянул руки. И почувствовал, как в крови медленно разгорается сила.
Долгопрудный сделал то же самое. И я заметил на лице противника довольную ухмылку. Он был слишком рад. И это уже было странно.
— Можете начинать, мастер Юсупов, — произнес один из секундантов. Я даже не запомнил, кто именно. Слова растворились в утреннем холоде.
Мы подошли друг к другу на положенные три шага.
