Люди ночи - Форд Джон М.

Хансарду подумалось, что нынешним утром мир полон мерзостью, но не мог об этом думать, не мог этого осмыслить.

– Познакомься мы раньше, – сказала Эллен, – даже сумей я с тобой поговорить после его смерти… возможно, я отказалась бы от этого плана. Но так не случилось. Тебе достались все Аллановы друзья. Мне – ни одного. – Без какого-либо особого чувства она проговорила: – Где ты был, когда я в тебе нуждалась, сволочь? Видишь ли ты, какую боль мне причинил?

Она само совершенство, подумал Хансард, она может быть кем угодно в зависимости от ситуации. Он сказал:

– Я мог бы…

– Нет, – ответила Эллен. – Слишком много всего между нами.

Она начала смеяться – легким, грудным, ужасающим смехом. Хансард не мог ее ненавидеть, даже в малой мере, но этот жуткий смех позволил ему отвернуться, и, отворачиваясь, он оценил ее доброту, возможно, единственное хорошее, что она ему сделала.

Он вышел из помещения, мимо охранника, мимо Риз-Гордона, даже не глянув в его сторону, в пустой коридор, наедине со своим эхом.

Последний акт

Часть седьмая. Коли уж ты здесь

Он гибель приготовил для тебя

Я ж предпочел спасти тебя от смерти…

…но, коли уж ты здесь,

Уйти мы не позволим так внезапно[100].

Хансард не знал, чего ждать от Эдварда Мортона Четвинда. Это оказался человек исключительно заурядной внешности: грузный, лысоватый, в сером твидовом костюме и клубном галстуке. Он сидел за столом рядом с камином среди памятных вещиц, которые так зачаровали Хансарда, когда Эллен привела его сюда, а теперь лишь напоминали о том дне, об Эллен и лжи.

– Эллен велела спросить у вас, кто убил Аллана Беренсона, – сказал Хансард.

– Очень сложный вопрос, доктор Хансард, – ровным голосом проговорил Четвинд. – Из тех, ответ на которые вы отчасти знаете сами. Ведь это вы анализировали бумаги Монтроза?

– Да.

– Доктор Беренсон узнал бы через несколько дней, если уже не узнал, что бумаги Монтроза его компрометируют. Его разоблачение было бы… неприятным. Его бегство из страны – катастрофическим.

– Неприятным и катастрофическим – для кого? Он не был сотрудником секретной службы!

– Аллан был всем, доктор Хансард. Вы это знаете не хуже меня.

– Поэтому вы решили его убить.

Четвинд медленно покачал головой.

– Это решил Семиакт. Вообще-то.

– Кто такой Семиакт?

– Компьютер.

Хансард смотрел не понимая.

Четвинд сказал:

– Он принадлежит Агентству национальной безопасности и находится в Виргинии. Их много… этот анализирует важность некоторых людей и пытается предсказать их действия. Вы понимаете, откуда название?

– «Весь мир театр, в нем женщины, мужчины – все актеры»[101].

– Да. Семиакт настаивал, что единственный способ поставить точку в деле Беренсона – я пользуюсь профессиональной терминологией, доктор Хансард, и мои личные чувства тут ни при чем, – это ликвидировать его.

– Однако сделали это вы.

– Я дал Аллану копию Скинской рукописи и хотел получить ее назад. Как документ… сомнительного происхождения… она наверняка попала бы в руки американской полиции, если не спецслужб. Так что я вынужден был принять меры.

– Вы убили его в обмен на то, чтобы получить обратно рукопись? Просто копию пьесы?

– Вы меня не слушали, – сказал Четвинд. – Аллан умер бы в любом случае. Его осудил и приговорил охлаждаемый гелием суперкомпьютер. Я всего лишь нанял убийц. Скинская рукопись не причина для чего-либо. Она была моей ценой.

– Не причина, – тупо повторил Хансард. – Не причина для чего-либо.

– Не понимаю, отчего нужно напоминать вам про НОЧНОЙ ГАМБИТ, доктор Хансард. Это была не Алланова настольная игра. Из-за этой операции погибли люди, а по плану должно было погибнуть много больше. Или вы согласны с Эллен? Верите ли вы, что эти смерти послужили бы благой цели? Что цель… – (Хансард не мог понять, слышится в голосе Четвинда боль или что-то другое) – оправдывает средства?

Хансард промолчал. По крайней мере, тут Четвинд был прав.

Четвинд сказал:

– Аллан мог стать моим вторым зятем. И это бы ничего не изменило. Он точно так же умер бы… и это было бы таким же постыдным делом. Мне очень стыдно, доктор Хансард. Большего вы от меня требовать не можете.

Четвинд достал из стола машинописную страницу.

– Вот последний из Скинских документов. Его нет в описи. Советую вам его прочесть.

Это было письмо Томаса Уолсингема Роберту Поули, шпиону, который выполнял неведомые поручения его брата и в неизвестном качестве присутствовал при смерти Кристофера Марло.

Хансард поднял глаза от письма:

– Здесь сказано, что «Адам Дувр», Артур Дадли, или как там его звали на самом деле, был одним из агентов Фрэнсиса Уолсингема во Франции.

– Очень умно, да, – сказал Четвинд. – Можно было бы ожидать, что английский двойной агент будет обличать Елизавету как еретичку… но объявить себя доказательством распутной связи… хм.

– Он пытался убить Елизавету.

– Вот это, – сказал профессор Четвинд, – главная беда с двойными агентами… Красной группой, как ни назовите. Их учат думать, как противник, верить в то, во что верит противник… и оценивают их успех по тому, насколько им это удалось. Мудрено ли, что порой они проникаются этой верой? Вы видите, я сделал Эллен тем, чем она стала, и это удалось мне слишком хорошо.

– Она встретилась со мной не случайно.

– Разумеется. Я поручил ей за вами следить… поместил ее ровно туда, куда нужно.

Хансард вновь глянул на письмо. «Поскольку Марло не понимает, где закончить свою работу, нам, увы, придется закончить ее за него…» Итак, это тот самый документ. Смертный приговор Марло.

– «Трагедия драматурга», – сказал Четвинд.

«Сам труд поднимает слишком много вопросов, на которые никому не хочется отвечать».

– Поули должен был уничтожить пьесу, – сказал Хансард, – но не уничтожил. Он спрятал ее – спрятал все бумаги – в Скин-хаузе.

– Давняя привычка людей на тайной службе, – сказал Четвинд, – припасти на черный день инкриминирующую бумагу-две.

– Поули умер богатым. Думаете ли вы, что он и впрямь шантажировал Уолсингема?

– Меня больше не интересует этот вопрос, – ответил Четвинд бесконечно усталым голосом.

– Ладно, – мягко произнес Хансард и взял машинописный листок. – Где оригинал письма?

– Вы имеете в виду неосовремененный оригинал? Тот, что составляет улику?

Хансард открыл было рот и снова закрыл.

Четвинд сказал:

– Разумеется, это могла быть одна грандиозная фальшивка… пьеса как доказательство подлинности писем и письма как доказательство подлинности пьесы. Кто знает, в чем нас хотели убедить?

– Вы историк…

– Она моя дочь, вы разве не понимаете? Нас распнут, Эллен и меня, в прессе, в книгах, которые напишут талантливые молодые люди вроде вас. В литературных журналах. Нет, доктор Хансард, я считаю, что Уолсингем поступил правильно. Он лишь выбрал дурное орудие.

Четвинд посмотрел в камин, покачал головой.

Хансард повернулся. В камине горела старая сухая бумага, листы скручивались в шелковистый пепел, рассыпались хлопьями желтого огня.

– Вы знаете, отчего она вас ненавидит, – внезапно сказал он.

Четвинд резко поднял голову.

– Арнольд Рэйвен из «Вектаррей текнолоджи» – мой друг, – сказал Хансард. – Он входил в Алланов круг.

– Да.

– Рэй сказал мне, что несколько лет назад был создан прототип системы КОН-СВЕТ, проект «Плащ-невидимка».

– Доктор Хансард, – холодно проговорил Четвинд, – вы говорите о старом деле. Закрытом деле.

– Стоял ли «Плащ-невидимка» на «Шеффилде», когда тот потопили?