Взрывные дела Твайлы и Фрэнка - Меган Баннен
«Похоже на те трубки, которые мы с Фрэнком видели в пещере, – подумала Твайла. – А, так это бомба», – поняла она через секунду, абсурдно гордясь тем, что разобралась.
И тут до нее дошло: «Это БОМБА».
Она понятия не имела, откуда у нее под кроватью бомба, да и не важно, потому что она была там, а Твайле следовало убраться подальше от дома с целью не умереть. Оглушенная, она, спотыкаясь, вышла из спальни, а по коридору уже бежала. За три секунды, пока Твайла пересекала гостиную, она успела убедить себя, что под кроватью Фрэнка тоже обнаружится бомба. Она не знала, как и почему пришла к этому выводу, но это тоже было не важно. Под кроватью Фрэнка – бомба, Фрэнка нужно спасать.
Твайла сорвала ключ от его дома с крючка у входной двери и бросилась бежать по газону. Открыла дверь Фрэнка, ворвалась внутрь и помчалась по коридору.
– Мертвое Море! – заорал он, когда она ворвалась в спальню. – Твайла, ты меня насмерть напугала! Ты что творишь?
У нее не было времени на объяснения. Она распласталась по полу, и разумеется, обнаружила бомбу. Здравомыслие подсказывало спокойно вывести Фрэнка из дома и предупредить шерифа о крайне опасной ситуации. Но Твайла, к нему не прислушалась. Все, о чем могла думать Твайла – что Фрэнка надо спасти, и почему-то самым логичным способом, который родился в ее мозгу, было отодрать бомбу от кровати, броситься с ней к двери и запустить на лужайку. Именно так она и поступила, а Фрэнк бегал за ней по пятам и спрашивал:
– Какого хрена, Твайла?
И еще:
– Что это такое?
И еще:
– Мертвое Море, да что происходит?
Твайла вышвырнула бомбу наружу и захлопнула дверь. И была права, потому что бомба взорвалась при ударе об землю, сотрясая весь дом, а с ним и половину района.
– Это что, бомба? – спросил Фрэнк в повисшей за этим тишине.
Твайлу колотило с головы до пят, но ответила она спокойно и отстраненно:
– Да.
– Бомба? Ты держала бомбу в руках?
К этому моменту Фрэнк уже так раскочегарился, что у него едва пар из ноздрей не валил. Но он был жив, и Твайла плевать хотела, злится он или нет. Пусть хоть до конца дней своих кипит и сердится.
– Женщина, ты совсем с ума съехала? Ты чуть не подорвалась!
Он жив, подумала она, и это самое главное.
– Чем ты вообще думала? Хотел бы я знать…
А Твайла была так невыразимо рада, что у нее подломились колени, и она повалилась на него, а он попытался ее подхватить, но в итоге они запутались и привалились к стене гостиной. И тут Твайла начала целовать его. Она целовала его, потому что он остался жив, и она тоже, и все эти чувства она не могла облечь в слова. И его губы касались ее, и она запустила пальцы в его свежую стрижку, чтобы притянуть его поближе, и поцелуй замедлился, углубился, стал нежнее. И так оно и случилось.
Только отстранившись, чтобы сделать вдох, Твайла до конца поняла, что натворила. Ее охватил ужас. Она попятилась, убирая от Фрэнка руки.
– Я… я… – начала она, но что тут можно было сказать, чтобы сгладить содеянное? Потому что этот поцелуй определенно начался с нее, пусть даже Фрэнк ее и не остановил.
Но теперь, глядя на Фрэнка, она понимала, что на лице у него отражается нечто большее, чем простое удивление. Он уставился на нее, не отлипая от стены. К которой его прижала Твайла. Он тяжело дышал, зрачки у него были огромные от страсти. Твайла ни разу не видела его таким, с чистым желанием в каждой черте лица, в каждой напряженной мышце.
Она не успела ни подумать, ни сделать, как они уже целовались снова, и на этот раз трудно было сказать, кто сделал первый шаг. Вдруг уже ее притиснули к стене рядом с входной дверью, и Фрэнк, несмотря на страсть, все равно следил, чтобы не прижимать ее к стене правой частью, с синяками.
Ей захотелось вцепиться ему в новую стрижку и заорать: «Да какое мне сейчас дело до дурацкой спины!» Но она была слишком увлечена поцелуями, а он – объятиями. Она гладила его грудь, плечи, руки и восхищалась тем, какое знакомое у него тело и вместе с тем незнакомое – живое, ставшее мягче с возрастом, но все равно твердое. Он был восхитительно теплым и пах мылом «Хонекийские ручьи» и порошком для стирки, которым пользовались оба. А еще слабой пряно-сладкой ноткой – его собственной.
Она прижалась к нему грудью, ощущая его и свое желание. А он хотел ее. Теперь она чувствовала, как сильно он ее хотел. Фрэнк провел рукой ей по левому боку, избегая синяков, обвел изгиб бедра, дошел до пышного зада. Оторвался от ее губ, процеловал жаркую полосу на подбородке.
– Останови меня, – сказал он Твайле на ухо рваным шепотом и укусил за мочку.
Этот укус продрал ее мурашками по спине.
– Не останавливайся.
Левой рукой он обхватил ее грудь, правой подхватил под зад и притянул к себе. Она согласно потерлась об него, он зарычал, и от этого звука внутри нее зазвенело нарастающее удовольствие.
Где-то в дальнем углу выл голос разума: «Пустота за Небесами, ты что творишь?» Но этот голос был такой тихий, незначительный, далекий, просто едва слышное эхо, заглушенное гораздо более мощным: «Да! Вот так!»
Твайла погладила Фрэнка по спине, наслаждаясь ее шириной и силой.
– Останови меня, – рыкнул он в чувствительную кожу шеи.
– Продолжай.
Обеими руками он обхватил ее грудь через ткань пижамы, сжал ровно как надо, лаская большими пальцами соски. Прикусив у ключицы, начал расстегивать пижаму Твайлы.
– Мертвое Море, останови меня, Твай, – взмолился он. Отчаяния в его голосе было – хоть вилкой ешь.
– Нет! Не останавливайся! – взмолилась она в ответ, и во Фрэнке лопнули последние остатки самоконтроля. Он рванул в стороны полы ее пижамы, и две последние пуговицы разлетелись по полу. А он коснулся ее обнаженной груди и припал губами к напряженному соску.
– Да! – охнула Твайла.
Тут в дверь заколотили.
– Нет… – застонал Фрэнк, будто это слово могло подтолкнуть Неведомого сделать так, чтобы стоящий за дверью исчез.
– Эллис? Эллис, ты там? Эллис!
– Убирайся!
– Открывай свою сраную дверь, пока ее не открыл я! – велел пугающе знакомый голос.
Фрэнк замер.
Твайла замерла.
Над ними нависла тяжесть совершенного, но еще не рухнула на них.
– Мертвое Море! – Фрэнк художественно завязал белую футболку поверх пижамных штанов и
