Ведьма - Янис Маулиньш

— Не знаю, сынок, что там главное было. Тогда еще и мать моя на свет не появилась.

— А с какого момента начало действовать проклятие?

— Так я сказала: когда матери моей тринадцать исполнилось.

— А что ваша мать еще помнила о тех временах? Кто к ним приходил, чем они занимались?

— Вести хозяйство Метре в том доме было трудно. Помещик грозился выгнать, если второй раз замуж не выйдет. А новый арендатор все не появлялся. Родители мужа ушли жить к зятю, а потом в город подались.

— А как выглядел дом до несчастья?

— Ну, должно быть, дом как дом. Да. Мать рассказывала что-то о цыганах. Цыганский год был. А у них с весны жили в доме две галки. Цыганенок и украл одну. Когда мама плакала, бабушка сказала, что хорошо бы и вторую украли, все комнаты птицы изгадили. Ну, вторая галка вскорости и умерла… Сынок, неужто все это делу поможет?

— Кто знает, — сказал Валдис. — Птицы, например, часто переносят опасные болезни.

Старуха недоверчиво покачала головой.

— Чего там. Это, однако, проклятье, по-другому понять не могу.

Валдис поморщился. Действительно — болезнь птиц столетней давности и сегодняшние события, похоже, вещи несовместимые.

Так и доверие их можно потерять, если болтать глупости.

— Значит проклятье начало действовать только с матери, то есть после смерти вашей бабушки.

— Да, — подтвердила Сакристина. — Ребенка, мою мать, взяла на воспитание тетка по матери. Через год сама умерла, внутри что-то болело, а до того была здорова…

При этих словах Сакристина посмотрела на Вендигу, как бы спрашивая у нее разрешения. Венда молча кивнула головой.

— Об этом-то мы никому чужому еще не рассказывали, как и про имя Валлы. Но уж если вы всерьез, если из-за Венды, то… Если глаз у вас зоркий, да ум острый, может быть… Кто знает… Видишь ли, через год умерла и вторая приемная мать. После уж никто в волости и не захотел ее к себе брать… Отдали в соседнюю общину. А там и года не прошло, умерли два батрака, которые спали с девочкой в одной комнате… Хозяин рассердился и прогнал ее из дому. А дело было ранней весной, с крыш только начало капать, ночи-то холодные. До лета она как зверек хоронилась по ригам да хлевам. Летом нашла в лесу пустую хибарку, в ней и стала жить. И кто знает, как бы она зиму продержалась, если бы не нашлись добрые люди, каждую неделю еду ей носили, одежду. А одна знахарка обучила ее своему ремеслу.

«Действительно взаимосвязанные события, — подумал Валдис. — Сначала выгнали, потом она в лесу жила, ворожила. Знахарство было чисто внешним атрибутом, способом существования, исследование которого в данном случае не имеет никакого значения».

— Вы знали своего отца?

— Нет, сынок. — Старуха вздохнула. — В лесную сторожку к знахарке ходили многие, и сам помещик.

«Может быть, причина в какой-то неизвестной, неисследованной венерической болезни? — мелькнула у Валдиса мысль.

— Да… — продолжала Сакристина. — Вот оно, проклятье-то наше — что ни одного человека удержать при себе не можем.

Валдису на секунду показалось, что решение будет найдено, если разрубить этот узел: навязанная безнравственность, вынуждающая рожать девочек без отца. Тут-то, очевидно, и кроется какая-то закономерность. Но, к сожалению, разум не в состоянии был ее угадать. В детстве ему часто казалось, стоит только пойти в лес, забраться на ель, над которой садится солнце, и он дотянется до огненного шара рукой. Где гарантия, что и сегодняшнее его допущение не такая же фантазия? Суждения человека о неизвестном слишком предвзяты, находятся в тисках старых представлений.

Он задал старой женщине еще несколько вопросов, вслушивался в ее спокойный голос, а думал в это время о самом себе, и думал скептически, что случалось с ним довольно часто. Какой из него ученый? Всего-навсего неплохой знаток одной-единственной группы органических веществ. Узкий, ограниченный специалист, которого «ученым» назвать можно лишь очень условно. Омелу Венда знает лучше, в болезнях разбирается каждый сельский фельдшер, про ведьмины метлы осведомлен любой ученик средней школы. Он оказался абсолютно беспомощным перед комплексом неясных проблем. Единственное… единственное… Да, единственное его преимущество заключалось в его вере в науку и в решимости не откладывая выяснить неизвестное. А это, если подойти серьезно, не так уж и мало. Да, еще плюс его умение логично рассуждать. Это тоже кое-что значит.

Часа через три он простился с Валлой и Сакристиной. Венда пошла провожать его кружным путем, через лес. Когда они остались вдвоем, Валдис заговорил:

— Они держались со мной на редкость доверчиво и непринужденно.

— Только это и помогает нам избежать одиночества, — ответила Венда.

— Да. Это вам удается, — похвалил Валдис. — У меня возникло такое чувство, что там, под горой, остался мой дом.

— Они и правда очень хорошие, — искренне подтвердила Венда.

— Добрые ведьмы. — Валдис присвистнул. — Совершенно несоединимые понятия.

— Да, так уж получилось, — согласилась Венда.

— Нам все-таки придется пожениться, — сказал Валдис. — Иначе серьезными исследованиями заниматься невозможно. Ты будешь жить в Риге. Чтобы все — омелу, ведьмины метлы, сырость и холод, и этого чугунного монстра, — одним махом вычеркнуть из игры. Зачем со всем этим возиться, если можно обойтись и без этого?

— Но… может быть я от них что-нибудь… впитала, — задумчиво произнесла Венда. — А это вычеркнуть нельзя.

— Хм, немного смахивает на фантастику. — Валдис улыбнулся. — Тебе не кажется?

— Может быть, — согласилась Венда.

Настоять на том, чтобы Венда перебралась в Ригу, было в любом случае разумным шагом. Прежде всего потому, что он, похоже, не мог от нее отказаться. Кроме того, там жену его никто не будет принимать за ведьму, носительницу зла. Валдис допускал полуфантастичес-кую мысль, что постоянное напряжение, в котором жили ведьмы в ожидании очередного несчастного случая, и стало причиной болезней их мужей. Человек неизбежно воспринимает состояние нервной системы находящегося с ним рядом, а нервы, как утверждает наука, самый главный регулятор организма. От одиночества умирают муравьи, от безнадежной любви, от гнетущего постоянного страха — люди. Ведьмы, по наблюдению Валдиса, отличались именно исключительной способностью создавать настроение, внушать симпатию. Про каждую из них можно сказать, что она уникальный, разумный комок нервов. Возможно, именно это подавляло всех находившихся рядом с ними мужчин, создавая таким образом предпосылку для заболевания. Конечно, об этих своих предположениях Валдис решил Венде не говорить, он просто настроил себя, боясь потерять бдительность.

— Мы поженимся, — сказал он. — И у нас будет трое сыновей. Двое умных, третий дурачок.

— Нет, не будет, — Венда грустно покачала головой.

Валдиса ее неверие, ее упрямство начинало даже раздражать.

— Ты видишь, как