Тернистый путь - Виолетта Орлова
Пленник выглядел отвратительно. Пожалуй, Сури была права, когда думала, что двух-трех общений хватит ей для того, чтобы уничтожить глупого мальчишку. Разве много нужно, чтобы погубить человека? Под его темно-синими глазами чернели страшные синяки — свидетельство бессонной ночи, лицо было бледным и изможденным, словно он уже давно лежит без движения в этих королевских покоях без еды и сна. Уставший, дрожащий и в целом жалкий до такой степени, что Сури даже ощутила некоторую симпатию по отношению к нему. В конце концов, она уже так давно его знает, что практически может сойти за друга или родственника. Последние могут порою вести себя еще более мерзко, а Сури казалась себе даже гуманной, предоставив пленнику право самому решать свою судьбу.
Артур ничего не говорил, и это ужасно ей не понравилось. Невоспитанный мальчишка должен был хотя бы поприветствовать ее. Глухое раздражение поднялось в ее сердце, и она сухо сказала:
— Продолжаем смотреть воспоминания?
Этой расчетливой фразой Сури намеревалась вызвать ответные просьбы и мольбы прекратить истязания. Психологический прием, который всегда работает. Когда перед человеком окончательно закрывается дверь, он желает пройти в нее куда больше, чем пока она остается открытой, ибо нам всегда хочется того, чего у нас нет. Артур посмотрел на нее тяжелым взглядом, помедлил, а затем тихо сказал:
— Это гораздо интереснее, чем разговаривать с женщиной, которая хочет тебя убить.
Сури удивленно воззрилась на юношу. Она не верила своим ушам. Теперь она уже не сомневалась, что пленник от всего пережитого лишился разума.
— Ты… Может, ты не совсем понимаешь? — холодно поинтересовалась Сури.
— Вроде я никогда не страдал непонятливостью, — отчетливо возразил Артур. Бедный юноша с наслаждением ощущал, как эти безрассудные ответы словно окрыляют и дают ему силу, хоть на самом деле они только отягощали его ситуацию.
— Мальчишка, ты просто не знаешь, что такое смерть! Твое тело начинает гнить и разлагаться, оно становится рассадником для некрофагов! Падальные мухи будут откладывать в нем свои личинки — каждая самка около двухсот пятидесяти яиц!, — сотни червей, поедающих плоть… И уже ничего нельзя вернуть вспять, ничего не изменить! Полный конец, мрак, уничтожение всех светлых надежд и помыслов! Никакой любви, дружбы, планов на будущее!
Несмотря на всю сложность своего положения, Артуру вдруг стало смешно.
— Если убрать некоторые красочные описания, то получается законченный образ твоего слуги, который также не обладает ни одним из вышеперечисленных благ, — ответил Артур, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Вероятно, он был близок к истерике.
На мгновение Сури отвернулась от него. Какая нелепость! Неужели ей снова придется истязать этого глупого сумасбродного мальчишку? Женщине хотелось поскорее закончить с этим делом. Она решила сделать еще одну попытку.
— В целом, в своем желании помогать другим, мы не так уж с тобой отличаемся, Артур… — доверительно начала она.
Пленник насмешливо смерил взглядом своего врага. Он ничего больше не говорил, так как берег силы для предстоящего испытания.
— Тебе, конечно, эти слова могут показаться странными, — продолжила Сури, — но в них есть совершенная истина. Тебе известно, что такое Желтое море?
Артур покачал головой, но вовсе не оттого, что не знал. Он помнил, что ему рассказывал единорог. Однако ему хотелось, чтобы Сури говорила подольше, так как он внутренне боялся предстоящей боли, и если можно было хоть сколько-нибудь отсрочить испытание, то он старался сделать для этого все от него зависящее.
— Представь себе, что когда-то на земле существовал некий народ, который, так же, как и ты, дорожил одной вещью — свободой воли. Этот дар им преподнесли милостивые единороги, однако, когда тот народ попытался реализовать возможности, заключавшиеся в даре и захотел жить самостоятельно, избавившись от власти единорогов, последние разгневались на них и навеки заточили в желтых водах — ужасной тюрьме, из которой нет выхода! Они — вечные пленники! А теперь, Артур, ответь мне на следующий вопрос… Разве бывает так, что сначала дарят подарок, а потом наказывают за то, что ты осмелился его взять? По-твоему, это справедливо? Говорят, единороги — светлые существа, но я считаю их коварными, мстительными и лживыми порождениями мрака! Они не говорят всей правды, как я сейчас тебе. Разве тебя, Артур, никогда не смущало, что твой единорог ничего тебе не рассказывает? Почему он выбрал тебя? Каким образом он намеревался тебе помогать? Зачем вообще он забрал тебя тогда на площади твоего родного города? Ты не думаешь, что у него могли быть на то свои причины, о которых он тебе никогда не рассказывал?
Нельзя сказать, что Сури ошибалась, когда говорила про единорога Артура. Действительно, Баклажанчик очень мало объяснял, и делал это лишь тогда, когда всадник сам его напрямую спрашивал. Он, например, очень долго не давал Артуру понять, что тот на самом деле является естествознателем. Ведь зная этот факт, юноше было бы проще. С другой стороны, Артур был уверен, что в этой молчаливости тоже есть свой смысл. Ему смутно представлялось, хоть он и не все понимал, что это, как раз, тоже как-то связано с идеей свободы.
Если бы единорог сразу рассказал всаднику о том, что мир делится на темные и светлые стороны, которые враждуют между собой не на жизнь, а на смерть, то он сразу бы невольно вовлек в эту борьбу Артура, предопределив своим рассказом его позицию. Ведь, услышав эту историю от Баклажанчика, Артур несомненно выбрал бы его сторону; например, между хорошей и плохой едой ведь никто, будучи здравомыслящим человеком, не станет выбирать еду испорченную — так же и здесь, выбирая между силой и бессилием, светом и тьмой, любовью и ненавистью, никто сознательно не выберет тьму.
Единорог, будучи очень деликатным животным, не захотел заранее предопределять выбор Артура; он, говоря проще, не желал никоим образом склонять мальчика на свою сторону. В целом, поведение Баклажанчика можно было рассматривать под разным углом: кто-то усмотрел бы в нем некое противоречие, как и считала Сури. Однако Артур верил фиолетовому единорогу, который был ему дорог, и даже если бы Сури привела тысячу доводов против, он не стал бы ее слушать. Поэтому юноша ничего не ответил странной женщине; он ждал, когда она сама продолжит говорить.
Сури, однако,
