Лейтенант спасательной службы - Михаил Александрович Михеев
Александра, тоже пристегнутая и предельно собранная, отдала Истомину управление без малейшей задержки или протеста. Все же понимала, кто здесь пилот, а кто – так, чего-то по верхам нахватался. Зато от нее уже шли данные о примерном местонахождении аварийного корабля и навигационная информация для выполнения поворота. По кораблю разносился истошный вопль сирены, народ вскакивал с коек, одевался и занимал места по боевому расписанию. Влетел в рубку Мартьянов, но вмешиваться не стал, просто занял свое место, страхуя подчиненного. Мигнул и пропал сигнал оповещения – Габриэлян занял свое место в боевой рубке «Ирбиса». Все правильно. Мало ли что может случиться, и если по какой-то причине ходовая рубка будет выведена из строя, управление примет старпом. Вообще, по идее, в боевой рубке должен был находиться именно капитан, а старпом – здесь. Но не бежать же Русакову через весь корабль? Подобный расклад был предусмотрен, штатная ситуация.
Как ни странно, поворот прошел очень мягко. По сравнению с тем, что как-то пришлось на себе ощутить Истомину при развороте эсминца, вообще ничто. Возможно, сыграла роль колоссальная масса «Ирбиса». А может, он сам с тех времен поднабрался опыта. Ну и сам был малость на кураже, спасибо разговору с капитаном. Отработал и впрямь качественно. А вот выход в трехмерное пространство дался уже посложнее.
Бросок до назначенной точки получился коротким, всего-то минут пятнадцать. Собственно, вывод Александры о том, куда им надо идти, сомнений не вызывал. Единственная звезда в этом районе. Уход в гиперпространство слишком близко от нее опасен, но выход слишком далеко – опасен вдвойне. На атомы распасться проще, чем кружку чая употребить. Поэтому любой капитан, в какой бы аварийной ситуации ни оказался, постарается дотянуть до гравитационного колодца звезды. И, раз звездолет подает сигнал бедствия (а сделать это можно лишь находясь в трехмерном пространстве), безопасной точки он с большой долей вероятности достиг. Оставалось лишь добраться до него самим.
Проблема была в том, что выход из гиперпространства после любого маневра оказывался затруднен, причем тем сильнее, чем более масштабный поворот приходилось совершать. Причина? А космос ведает, земные ученые бились над этим вопросом не первое столетие, и все безрезультатно. Вернее, результат-то был. Куча открытий и вполне серьезных разработок, но – побочных. Сам же «эффект разворота» так и остался непонятен, и его приходилось принимать как данность. Впрочем, учитывая качество современных кораблей, приносил он неудобства, но не более того.
Вот и сейчас громадный корабль на выходе стало трясти так, что, казалось, зубы выскочат. К счастью, все были пристегнуты – это вам не пассажирский лайнер, здесь понимают, когда надо соблюдать дисциплину, а дураков и конченых разгильдяев давно списали на берег. Этак лет сто назад, когда формировали первое космическое подразделение МЧС Империи. В общем, обошлось без травм и повреждений, ни старшему пилоту, ни капитану вмешиваться в управление не пришлось, но когда «Ирбис» наконец-то вернулся в трехмерность, между лопаток Истомина от усталости и напряжения текли струйки пота.
Звезда, в пяти астрономических единицах от которой вышел из гиперпространства «Ирбис», была типичным голубым карликом. Светила такого класса хоть и были редки, иной раз встречались. Правда, исследовали их мало – как правило, в их системах не было планет, пригодных для колонизации или хотя бы для создания рентабельных производств. Чересчур специфические условия потребовали бы соответствующих вложений в обеспечение безопасности и мало-мальски приемлемой жизни персонала. Даже с учетом высокого уровня автоматизации современных промышленных комплексов все равно выходило, что выгодней работать в иных системах. Неудивительно, что возле этой звезды не было ни одного человеческого поселения. Тем не менее сигнал шел именно отсюда.
«Ирбис», ощетинившийся антеннами всевозможных радаров, прощупывавших ближайший космос, шел по пеленгу. За штурвалом, правда, теперь сидел Мартьянов – вести корабль через неисследованную толком, не прошедшую картографирования систему опасней, чем гиперпространственные маневры, а потому и управлял им самый опытный пилот, которому ассистировал капитан. Ну а для Истомина нашлось иное, хотя и не менее важное дело.
Все же специалист широкой квалификации – это не только красивый плюс, но и жирный минус. Хотя бы потому, что командование стремится оптимизировать численность экипажа и старательно учитывает, кто чем владеет. Но когда доходит до чего-то реально сложного, выясняется, что «иметь навыки пилотирования» и быть пилотом – абсолютно разные вещи. Вот только оптимизация-то уже прошла, и если на военном корабле аналогичного тоннажа положено иметь минимум четверых пилотов, плюс отдельно для ботов, то здесь и сейчас к полетам в сложных условиях готовы оказались только трое. Истомин, Мартьянов и сам капитан.
Пришлось Истомину, вместо того чтобы отдыхать после вахты, лезть в разведбот. Хорошо еще напарник оказался нормальный. Кривошеев, старший полевой разведчик, немного флегматичный двухметровый гигант, оттрубивший срочную в десанте, а после этого уже лет десять тянувший лямку в МЧС, в спасателях. Пилот он был так себе, хотя армейские навыки помогали, зато если надо куда-то лезть, что-то сдвигать или, тем паче, стрелять и бить морды, то лучшего специалиста требовалось еще поискать. В общем, грешно жаловаться.
Подготовкой бота старший механик занимался лично. Ему это вроде бы и не по чину, однако же Петрович не гнушался никакой работы. Особенно когда чувствовал себя виноватым – а после выхода из запоя, пускай даже краткосрочного, именно так и было. Так что сейчас он шуровал туда-сюда, стараясь успеть везде. Вот и бот сам подготовил, что замечательно. Во всяком случае, после этого Истомин чувствовал себя намного спокойнее.
– Ну что, герой, на подвиги труба зовет? – Петрович лично возился с ботом и выглядел трезвым и бодрым. Левая глазница его мерцала рубиновым огнем. Ну а куда деваться? Лучевой удар, после которого один глаз выжгло напрочь, без возможности регенерации. Пришлось заменить его искусственным, что делало механика похожим на робота. Обстоятельств того, как это произошло, он никому не рассказывал, но своего увечья не стыдился. Лишь выходя с корабля, надевал темные очки, дабы не шокировать обывателей.
– В гробу я видел эти подвиги, – фыркнул Истомин, ничуть не кривя душой. Как и большинство профессиональных военных, пускай и отставных, он понимал банальную истину: героизм практически всегда следствие чьей-то недоработки. Причем ошибаются одни, а рискуют шкурами другие.
– А вот в Альянсе, помню, в парламенте представительница движения феминисток высказывалась о подвиге совсем иначе.
– Эти старые проститутки…
– Будь вежливее.
– Хорошо. Эти склеротические бляшки… Стоп. А ты что,
