Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов
Он вспоминает, что «ласточки» тоже многое обещали. И сам Вышегородский. И Динельт.
Зерно умолкает. Но поджимает губу, выбирает на слайдексе музыкальный канал и включает ухающую музыку с ритмом, способным понравиться немногим. Макс, поглядывая на него в зеркало заднего вида, не выдерживает через пару минут.
— Что за дерьмо ты слушаешь, парень?
— «Subtle consciousness», — с вызовом отвечает пиксельхантер, покачивая головой в ему одному различимом такте, — ещё «Аквабасорий», «Invisible rustles».
— Может, классическое чего выберешь? — с лёгким нажимом предлагает Вышка. — «Deep Purple», например, или «Metallica», а?
Зерно отвечает взглядом, в котором сплелись вызов и усталость. Бель не винит друга, но когда Куликов парирует предложение заготовленной речью, невольно закатывает глаза. Эту точку зрения, инфантильную настолько же, насколько современную, он не слышал от приятеля уже очень давно.
— Я не признаю музыку мёртвых людей, — говорит Леонид, и на секунду в чертах его лица проступает подросток, своевольный и всезнающий, каким Куликов и был, когда познакомился с Алексом. — И книг не читаю. Хех, чему меня может научить мертвяк? Все классики были хороши в своё время, сейчас они всего лишь трупаки. Их картины — милое оформление для залов и прихожих, фрески разные. Но нужно жить современным искусством, этим днём. Я точно знаю, что граффити, которые делают мои знакомые на стенах монорельсовых вагонов, сто́ят куда больше, чем мазня Микеланджело.
Вышка заинтересован. Улыбается, но вместо порицания уточняет:
— Но ведь ты тоже когда-нибудь умрёшь?
— И про меня все забудут, хех, это логично, — не смутившись, соглашается Зерно, — нас слишком много. Нахрена кому-то мой вклад? Люди будут жить своим днём, завтрашним. А я никому не навязываюсь. Кроме того, современная медицина такова, что, может, мы вообще научимся жить вечно?
Алекс демонстративно вздыхает и смотрит в окно. Максим качает головой, но тоже предпочитает не комментировать, лишь приглушает звук с главного пульта на приборной панели. Зерно, этого даже не заметивший, откидывается на спинку с видом победителя. Бель же втайне ликует так кстати подвернувшейся теме разговора о мёртвых музыкантах и художниках. И невзначай уточняет у водителя:
— А у тебя любимая песня есть? Ну, чтобы трогала?
Сначала ему кажется, что «кофейник» проигнорирует вопрос, но тот кивает:
— Саймон и Гарфанкел, «The sound of silence»… Хорошая песня…
Алекс мычит с видом знатока. Пользуясь тем, что машина едва ползёт, он решается на ещё один смелый шаг и подаётся вперёд, разглядывая затылок Вышегородского. Спрашивает вежливо, старательно дозируя любопытство и участие:
— Максим, а у тебя родные есть? — Мягко, грациозно, чтобы Вышка не заметил подвоха. — Женат? Дети, наверное?
— Нет, — отвечает капитан.
Причём настолько резко и сразу, что Бельмондо понимает — стрела угодила в цель. Он в этом деле специалист, а потому с пониманием кивает и продолжает «вести» собеседника.
— У меня тоже, — говорит феромим, подмечая, как Макс вздёргивает уголок рта. — А вот у Зерна, прикинь, дочка растёт. Правда, он её видит реже, чем меня, но всё же…
Зуммер вспыхивает, с негодованием посмотрев на друга, но тот лишь приподнимает правую руку. За спинкой сиденья, чтобы не заметил оперативник. Уловив жест, Лёня передумывает обижаться и оставляет Бельмондо в покое.
— Сын, — вдруг отвечает Максим, не удержавшись от тихого вздоха. — Сын у меня есть. Точнее, был. До недавнего времени…
Алекс снова торжествует, не подавая виду. Он пытается угадать, что сталось с сыном. Не позволяя беседе умереть оплывшей свечкой, с ходу задаёт новый вопрос:
— А ты всю жизнь в Посаде служишь? Или в горячих точках побывать довелось?
Теперь Максим смотрит на него с откровенным интересом, и Бель заставляет свои щёки покраснеть.
— Прости, я не хотел…
— Алекс, — спокойно отвечает «кофейник», — нам запрещено делиться подобной информацией.
— Прости, честно, я лишь подумал…
— Не страшно, не бери в голову. — Вышегородский выкручивает руль, сворачивая в переулки и нашаривая путь дворами, где меньше машин. — Но пойми одну штуку. Мы с вами не друзья. Понимаю, звучит цинично, но это правда. Ты нам важен, очень ценен, может быть даже — бесценен. Но когда мы закончим дело, то разбежимся так, будто никогда друг друга и не знали. Добро?
— Конечно, — кивает мим, изображая уязвлённое самолюбие.
И умолкает, анализируя услышанное.
Этого, конечно, очень мало. Но, как бы сказал Три-Поллитры, настоящий профи сможет работать даже с крупицами столь бедной породы. Машина выруливает на Вертковскую, и проводник втискивается меж передними сиденьями, указывая нужный дом.
— Машину оставим здесь, — распоряжается Максим. Не без труда загоняет «Астру» в карман на границе детской площадки, глушит мотор. — Медмы не забудьте…
Все трое выбираются наружу, и Алекс сразу понимает, насколько похолодало. Усиливается ветер, а с неба вновь сыплет крупой снежного помола. Он перехватывает саквояж, натягивает медицинскую маску и с тоской оглядывает соседний двор. Пустой, будто вымерший — ни играющих детей, ни редких собачников, обеспеченных настолько, что могут позволить себе не только завести животное, но и выгуливать его.
Феромим идёт первым, за ним плетётся Зерно. Макс замыкает шествие, забросив сумку за спину, а свободную руку сунув под накидку, где спрятан пистолет. Возле своего подъезда Бель неожиданно вскидывается, а по спине пробегает обжигающе-ледяная капля пота.
— А если меня ждут? — Он в красках представляет себе полицейскую засаду, размещённую в норе. — Скины, когда нас крали, браслет-то с меня срезали, а это сигнал…
— Сигнал, — соглашается Вышка, осматривая окна окрестных домов, — да вот только, Алекс, сейчас всем копам Посада явно не до беглого «пахучки», ты уж поверь… Кроме того, если тебе действительно нужно заскочить домой, то давай будем решать проблемы по мере их возникновения?
— Нужно, — совершенно честно отвечает Алекс, пытаясь настроить и подготовить себя к дальнейшему. — Давайте за мной…
Не пользуясь лифтом — так настоял Максим, — троица поднимается на нужный этаж. Бель не без страха открывает дверной замок, тянет створку, прислушивается… Капитан, мягко отстранив его в сторону, ныряет внутрь с обнажённым пистолетом. Скользит по комнатам, оставляя на чистом бежевом полу грязные следы, и наконец прячет оружие.
— Чувствуйте себя, как дома, — ухмыляется он, забирая с
