Протокол: Новый Архимаг 4.0 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

Унижение было страшнее любого удара. Их эпическая битва, их охота на величайшего преступника в истории… теперь проходила под аккомпанемент, достойный пьяной вечеринки интернет-фриков.

Волк пришел в ярость. Он больше не слушал приказов. Его тело окуталось плотной, ревущей аурой. Он превратился в живой снаряд, в бронированный таран, несущийся сквозь пространство. Бетон на крышах зданий, над которыми он пролетал, трескался от звукового удара.

— УМРИ-И-И-И! — его рев был почти физически ощутим.

Он несся прямо на Ярослава. Это была атака, от которой невозможно было увернуться. Чистая, концентрированная мощь, способная пробить любой щит.

Ярослав не стал уворачиваться. Он не выставил щит. Он просто спокойно, почти лениво, вытянул руку вперед, раскрыв ладонь.

— Ну же, мальчик, — прошептал он. — Покажи, на что ты способен.

В тот миг, когда бронированный кулак Волка должен был столкнуться с его ладонью, Ярослав не отбил удар. Он его… поймал. Его пальцы мягко коснулись ревущей ауры Волка. Иссиня-черные наноботы, невидимые глазу, хлынули по его руке, проникая в саму структуру его Дара.

Ярослав не встретил силу силой. Он ее перенаправил.

Вместо того чтобы остановиться, Волк, с тем же ревом и с той же скоростью, пронесся мимо. Но его траектория изменилась. Вектор его собственной, невероятной силы был развернут. Его кулак, который целился в Ярослава, с оглушительным грохотом врезался в боковую стену ближайшего небоскреба.

Битва замерла. Музыка стихла.

Бетон, сталь и армированное стекло взорвались изнутри. Удар был такой чудовищной силы, что в стене здания образовалась десятиметровая дымящаяся воронка. Волк, издав дикий, полный боли и удивления вой, отлетел от стены, как тряпичная кукла. Его правая рука была вывернута под неестественным углом. Кости, пробив плоть, торчали наружу.

Он рухнул на крышу соседнего здания, подняв фонтан дождевой воды, и застыл, тяжело дыша и глядя на свою изуродованную конечность.

Ярослав медленно опустил руку. Он подлетел к поверженному Волку, зависнув над ним.

— Бедный, бедный волчонок, — он покачал головой с фальшивым сочувствием. — Ты думаешь, сила — это когда ты можешь сломать стену? Нет. Сила — это когда стена ломает себя сама по твоему желанию. Ты — молот. А я — рука, которая его держит. Урок окончен. Можешь идти плакать.

Он обернулся к застывшим в шоке Соколу и Лисе.

— Кто следующий на урок?

Музыка «Котенка Апокалипсиса» стихла, оставив после себя лишь свист ветра в ущельях небоскребов. И унизительную тишину.

Сокол, зависший в воздухе, с ледяным спокойствием смотрел на поверженного Волка. Его первоначальный шок сменился холодной, аналитической яростью. Он видел ошибку Волка — тот пытался пробить стену лбом. Сокол был умнее. Он был стратегом.

— Грубая сила — удел дикарей, — его голос, лишенный эмоций, пронесся по ментальному каналу. — Посмотрим, как ты справишься с истинным мастерством, реликт.

Он не стал атаковать сам. Он поднял руки, и город под ним, казалось, вздохнул, повинуясь его воле. С крыш небоскребов, с недостроенных конструкций, с рекламных щитов сорвались тысячи мелких объектов: куски арматуры, осколки армированного стекла, стальные балки, сорванные ветром.

Они не просто полетели вверх. Они начали меняться. Под действием его кинетической воли металл скручивался, стекло заострялось. За несколько секунд вокруг Сокола сформировался вихрь из тысячи импровизированных, вращающихся клинков. Это была не просто атака — это была симфония разрушения, идеальный шторм из стали и стекла, где каждый осколок был управляемым, смертоносным снарядом.

— Конец, — констатировал Сокол и взмахом руки направил этот смерч на Ярослава.

Вой тысячи серебряных скальпелей, режущих воздух, заполнил пространство. Это была атака, от которой невозможно было уклониться. Это был ковер из смерти, накрывающий все вокруг.

Ярослав, облаченный в свою иссиня-черную броню, даже не шелохнулся. Он со скучающим видом наблюдал, как стена из вращающихся лезвий несется на него. Он позволил ей приблизиться. На метр. На полметра. На расстояние пальца…

И когда первый осколок был уже в миллиметре от его шлема… мир замер.

Тысяча смертоносных клинков, летевших со сверхзвуковой скоростью, остановились, словно врезались в невидимую стену. Они застыли в воздухе, подрагивая от сдержанной инерции, сверкая в неоновом свете города. Идеальная, смертоносная инсталляция.

Сокол ошеломленно смотрел на это. Его связь с клинками, его безупречный контроль… он был разорван. Словно кто-то просто выдернул вилку из розетки.

— Контроль над материей? Мило, — лениво протянул Ярослав, медленно поднимая руку. — Ты научился двигать мусор. А я могу переписать его структуру. Почувствуй разницу, птичка.

Он легко коснулся ближайшего осколка. И тот начал меняться. Он перестал быть куском металла. Он потек, изгибаясь, словно жидкая ртуть. За ним начали меняться и остальные. Тысяча клинков, созданных волей Сокола, теперь подчинялись новому хозяину.

Они не полетели обратно. Это было бы слишком просто. Слишком предсказуемо.

Под управлением Ярослава они начали сплетаться друг с другом, образуя нечто новое. Металл сливался со стеклом, арматура изгибалась, формируя кости. Это было жуткое, завораживающее зрелище.

За несколько секунд на месте смертельного вихря в воздухе парила гигантская, изящная скульптура. Скульптура сокола. Идеально выполненная, каждая деталь, каждое перышко было выточено из тех самых обломков, что должны были разорвать Ярослава на части.

Только вот одно крыло у этого металлического сокола было неестественно, уродливо сломано.

Ярослав легким щелчком пальцев отправил скульптуру в полет. Она пронеслась мимо ошеломленного аристократа и с оглушительным грохотом врезалась в крышу здания. И разлетелась на тысячи бесполезных осколков.

Сокол молчал, его мозг отказывался принять реальность. Его лучшее оружие, его гордость, его искусство, Дар — все это было обращено в прах, превращено в насмешку.

Ярослав подлетел к нему вплотную, заглядывая в прорези его золотой маски.

— Ты научился превосходно бросать камни, птичка, — его голос был тихим, почти отеческим, и от этого еще более унизительным. — А я строю из них соборы. Или могилы. Зависит от настроения.

Унижение, холодное и абсолютное, ударило по Соколу сильнее любого физического удара. Его гордость, его статус, его самоощущение как высшего хищника — все это было растоптано и превращено в насмешку. Ярость, чистая и первобытная, вытеснила шок. Он не мог этого стерпеть.

— Ты… заплатишь… — прошипел он, и его тело вспыхнуло с новой, отчаянной силой. Золотой покров, его Дар, его суть, сгустился вокруг его кулака, превращаясь в сияющий, вибрирующий таран. Это был его последний, самый мощный удар,