Ферма - Елена Федоровна Янук
Наконец, я не выдержала и спросила, рассчитывая на удачу. Ну, не убьет же, раз так заботится.
— Вы как-то сказали, что вам угрожают вирусы, что вы имели в виду?
Дело было вечером, он сидел и как всегда что-то смотрел и высчитывал за своим столом. Я привычно лежала на диване, укрытая тонкой меховой шкурой.
— Они угрожают всем, тебе в том числе… — раздраженно отрезал он, не отрываясь от своего занятия.
Я поежилась, пожалев, что спросила. Когда я и думать забыла о вопросе, Георг внезапно сказал:
— Упыри очень подвержены бешенству. Сознание, тем более самоконтроль, исчезают полностью, остаются только алчущие крови инстинкты.
— А если их удовлетворить, то есть сытно накормить бешеного, разум возвращается? — робко спросила я, не рассчитывая на ответ.
— Пытливый ум, — хозяин, не поднимая глаз от монитора, усмехнулся. — Тебе этого никто не скажет, так как никто проводить подобные опыты не станет, чревато… Но, я думаю, что обильное питание не поможет. Сколько людей погубили внезапные вспышки бешенства у упырей… Казалось, питание — куда уж сытнее, но в разумное состояние ни один из взбесившихся не вернулся.
Мы замолчали. Я — раздумывая над его ответом, он — занимаясь своими делами. Наконец решилась спросить:
— Вы знаете, что имел в виду Ганс, когда говорил о женщинах упырях? Я не поняла.
— Знаю… — и замолчал, с насмешливым лукавством посмотрев в мою сторону.
Выдохнув для смелости, я отважилась продолжить:
— А мне узнать можно?
Он рассмеялся.
— Любопытная дочь Евы… можно. После того как половина населения земного шара, переболев неизвестным вирусом, изменилась, архонт, постепенно прибрав власть к своим рукам постановил всех женщин, как элемент нестабильности, уничтожить.
— Как это?
— Они обосновали это тем, что в измененном виде, «упырином» как сказали бы некоторые, женщины стали неудержимы, страшны в своей измененной природе: ни материнского инстинкта, ни жалости, одни эмоции и голод.
— Они на самом деле стали такими страшными?
Георг раздраженно отмахнулся:
— Тогда все были страшными… Как по мне, они просто уничтожили конкурентов. Людей уже тогда катастрофически не хватало, а тут такой повод серьезно проредить число потребителей крови.
Я хотела спросить, что значило Гансовское: «сделать охранникам девочку», но Георг будто почувствовав это, мгновенно пресек расспросы:
— Превратить человека в упыря. И хватит говорить на эту тему! А то заведешь ты меня в анатомические дебри.
Что он имел в виду, я не поняла, но расспрос прекратила.
Георг скорчил недовольную гримасу:
— Не кисни… еще немного, и ты будешь гулять. К весне, скорее всего, окончательно поправишься. Доктор обещала, что вот-вот изготовит нужное лекарство. И сможет подстегнуть твой обмен веществ, заставив работать в нормальном режиме.
— Ей были нужны какие-то особые ингредиенты… — грустно напомнила я. Мне так лежать надоело, сил не было терпеть!
— Это не твоя забота! — ворчливо оборвал хозяин, и я не рискнула больше говорить. — Спи!
Послушно легла и отвернулась к стенке дивана.
Георг закончил что-то записывать, выключил свет и вышел.
Я осталась в полной тишине наедине со своими вопросами, но уснуть не успела, за дверью в коридоре раздался громкий шум. В доме к ночи, как правило, никого не оставалось, охрана и Корбан были в бетонных переходах, Милана и прочие давно спали у себя. Тогда кто мог так кричать? Я приподнялась на локте, раздумывая, стоит ли выходить или нет…
Но решать мне не понадобилось, в резко распахнутую дверь с шумом дверь ворвался сначала сам хозяин, а за ним, преследуя, в кабинет влетела разъяренная Красотка.
— И что? Что дальше? Сколько это может продолжаться?! — Вопила она, видимо продолжая задолго начатый разговор.
Георг включил освещение. Тут девушка остановилась и вопросительно изогнула изящную бровь, затем окинула меня холодным, оценивающим взглядом. Она представляла собой воплощенное совершенство — безукоризненная кожа, блестящие прямые волосы, точеная фигура, уверенность в себе, которой у меня никогда не было.
Расценив меня как нечто несущественное, она вернулась к разговору.
— Я хочу в город. Я хочу выезжать! Мне надоело сидение на одном месте!
Подняв брови в ожидании ответа, я повернулась к молчащему Георгу.
С легким отстранением наблюдая, как он, пытаясь сдерживаться, поджал губы, я впервые для себя отметила, что у Георга большой рот, с узкой верхней губой и пухлой нижней, и смотрелся он очень мужественно. В редкие моменты, когда хозяин улыбался, поджимая верхнюю губу, вид был столь добродушный, что это выглядело немного забавно, но чаще, особенно в гневе и раздражении, его рот вытягивался во всю длину, губы превращались в тонкие полоски, и тогда в его лице не оставалось и намека на мягкость. Небольшие темные глаза моего внимания не привлекали, я полностью сосредоточилась на движении его рта, словно его губы жили свой жизнью.
Георг перевел дыхание и, подходя к столу и усаживаясь на свое место, ответил как можно спокойней:
— Что дальше? Ничего. Хочешь, я продам тебя первому желающему?
— Продашь? — Вопль гнева перешел в визг. — Продашь?! Ты обещал меня беречь! Как это продашь?!
При том, что со стороны ее крики и бешенство смотрелись отвратительно, я заранее была на ее стороне. Во-первых, ненавижу упырей. Во-вторых, я их всегда ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть. В третьих, до этого момента Красотка была всегда спокойной и даже излишне спокойной, если не сказать равнодушной. Значит, он ее обидел. И обидел сильно.
Георг совсем успокоился, словно не услышал ее вопля. Он нажал на кнопку, стоявшей на столе небольшой рации и рявкнул:
— Зайди!
Его рука все еще лежала на спинке сиденья, но сам он подался вперед и положил другую руку на стол. Видя невозмутимость хозяина, Красотка еще сильнее взбесилась. Она подскочила к столу, схватила и запустила в него коробку с карандашами, в которую Георг педантично складывал тонко отточенные разноцветные палочки.
Хозяин легко увернулся, и коробка со всем содержимым с грохотом рассыпалось по полу.
— Э-э! Ты знаешь, сколько они сейчас стоят?! — возмутился Георг. Красотка ответить не успела, в кабинет влетел запыхавшийся Корбан. Растерянно оглядев хозяина, он молча уставился на Красотку, словно не зная как к ней подступиться. Но Георг
