Громов. Хозяин теней. 6 [СИ] - Екатерина Насута

— Вот! А я чувствую Яра. Или вот других дарников. И охотников… с ними рядом как-то неприятно рядом. Как будто в склепе, что ли.

— А Шувалов? Просто никогда раньше некромантов не встречал.

— Их мало. Шуваловы вот. Или Разумовские, если слышал.

— Я не особо в ваших… — я помахал рукой. — Родах разбираюсь.

— Разберешься. Кстати, Георгий Константинович ведёт не только историю, но и этику с кратким курсом геральдики. В следующем году начнётся.

У меня получилось не застонать.

Почти получилось.

Потом подумалось, что до следующего года многое может перемениться. И главное, в этом разрезе революция, которая отменит, если не учёбу, то хотя бы геральдику, уже не кажется таким уж злом.

— Некромантов… скажем так, опасаются. Их сила, как и ваша, идёт от…

— Неё? — уточнил я.

— Да, — Орлов кивнул, кажется, обрадовавшись, что не придётся произносить имя вслух. — Так считается. Сам Димка не особо рассказывает. Он вообще только-только на человека походить стал.

— В смысле?

— Их с детства учат эту силу в себе держать. Ну, чтоб люди не пугались. И чтоб контроль не утратить. А пока до идеала не дотянут, то за пределы семейных угодий ни-ни. Димке повезло. Он не особо и силён, но зато контроль отличный. Вот и позволили учиться. Только одно дело — дома, и другое — тут. Он сперва вообще всех дичился. В перчатках ходил. В костюме особом. Тогда ещё форму не требовали. Амулетами обвешается. И сам понимаешь, любить его не любили.

Понимаю.

Даже сейчас Шувалов специфичен весьма.

— Но ничего. Мы с Яром сразу поняли, что к чему, ну и окружили его заботой и вниманием…

— И с тех пор он пытается выбраться из окружения. Но как понимаю, безуспешно, — завершил я речь. А Орлов расхохотался. И рыжее пламя его силы взметнулось, обняло тёплым крылом и спряталось.

А ведь верно.

Мне говорили, что дарникам неуютно рядом с такими, как я. Но как-то оно из головы и вылетело. И почему так? И надо бы спросить, но у кого?

Глава 8

Набор производится вручную. Наборщики споро вставляют железные литеры в верстатки — специальные линейки углом, куда поочередно вставляются литеры. Руки наборщиков так и мелькают, почти на ощупь выхватывая нужные буквы. Не поторопишься — мало заработаешь, а ошибёшься — из твоего же скудного жалованья вычтут штраф, вот тут и крутись. Меж тем труд их, который на первый взгляд не кажется таким уж сложным, оплачивается весьма скудно[13]. Рабочий день длится до 10 часов, и проходит в условиях не лучших. Воздух в типографии душен, полон бумажной пыли и иных запахов. И зачастую к 25 годам наборщики спиваются, к 27 годам получают чахотку, а к 30 умирают.

Петербургский листок

— Летом? Летом все разъезжаются… кто остаётся? — Орлов ненадолго замолчал, обдумывая мой вопрос. А я не торопил.

Заговорит.

По-моему, он из той породы людей, которые физически не способны ничего не делать. Даже сидя на столе, Орлов то ногой дёргал, то взмахивал руками, порываясь вскочить. А то и вскакивал, чтобы обойти комнатушку быстрым шагом, по пути выглянуть в окно, убедиться, что за последние минут пять ничего-то в нём не изменилось. И снова сесть.

Вот я и решил спросить.

Случай-то удобный. И собеседник прямо как по заказу.

— Вот директор точно остаётся… Клим Степанович, тот отбыл, он ещё до конца года отбыл. У него родня далече, а он съездить хотел, навестить. И Милютин… он, кажется, за границу собирался. Пётр Николаевич. Он у нас латынь ведёт. И ещё французский. И словесность тоже… а Павел Юрьевич ваш оставался! Он помощник директора. И Георгий Константинович. В смысле, тоже помощник. За порядком следит.

Кто бы вот сомневался.

— А сам директор?

— И он тоже, — кивнул Орлов. — Он редко уезжает. Говорит, что стоит отвернуться ненадолго, и мы школу разнесём.

Что-то в этих опасениях было.

Значит, как минимум трое. Или, точнее, этого, пока незнакомого мне Клима Степановича можно было исключить. Точнее проверить, уехал ли он на самом деле, как и Милютин. Но если уезжали, то вычёркиваем смело. Вряд ли откуда-то из-за границы можно было руководить подменой Каравайцева.

Хорошо.

Директор… ну у него возможностей было побольше. Хотя… если так, то почему было не заменить прямо в школе? Она ж летом пустует.

Или нет?

Ладно, информации пока маловато.

— О! точно! Отец Амвросий ещё! Кстати, странно…

— Что странно?

— Сегодня его не было. Там кто-то стоял от церковников, но я его не знаю. И не представили, — Орлов поскрёб макушку. — Обычно отец Амвросий на собраниях выступал, благословлял на учёбу, а тут… говорят, что отозвали, но зачем? Он, сколько себя помню, при школе. Хороший мужик. Понимающий. Хотя, если края потерять, то и по лбу дать может… чтоб. А если не вернут? Пришлют кого другого? И кого? И как тогда… — Орлов явно забеспокоился.

— Как пришлют, так и разберешься.

Батюшка. Церковь — это, считай, Синод. Но… как-то сомневаюсь, чтобы директор синодников в местные дела допускал. С другой стороны, находясь при школе и ставши своим, можно и без допуска нужное узнать. Как бы ещё этого батюшку на место вернуть?

Или хотя бы выяснить, когда он отбыл. И куда. Если в начале лета и далече, то вряд ли при делах.

— Точно. Надо будет в церковь заглянуть, тут, рядышком. Он при ней состоит так-то, а к нам вот только Слово Божие преподавать ходит. Ну и вразумлять… нет, как это я… и тогда… — Орлов затарабанил пальцами по столешнице.

— Как соберешься, меня возьми, — этакий случай грешно было упускать.

— А ты разве… ну… ты ж Охотник.

— И что? В церковь я заглянуть могу. И с человеком познакомиться. Вдруг да и вправду вразумит…

Орлов фыркнул, но кивнул. Снова задумался. И произнёс.

— Ещё, по-моему, Петряков на лето остаётся. Эразм Иннокентьевич. При лабораториях. Он изыскания проводит.

— Какие?

В последнее время у меня ко всякого рода изысканиям прям предвзятое отношение возникло.

— Так… без понятия. Что-то там с артефактами связано. Или с даром вот. Дар изучает вроде как. Всё меряет на занятиях. Сам потом увидишь. А! Если желание есть, то можешь записаться в кружок. Твой приятель, к слову, и