Питомец - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Дополнительно он вбил две магические иглы глубже в камень, чтобы наложить слабый щит, способный оттолкнуть случайных зверей или духов. После активации барьера тропа словно исчезла. Даже сам Андрей, стоя в трёх шагах, едва различал, куда нужно идти, пока не включил чувствование эфирных линий.
– Теперь сюда никто не сунется. Ни случайно, ни намеренно. – Убедившись в завершённости работы, он глубоко выдохнул, развернулся, и исчез за слоем магии, оставляя за собой только треск гальки под подошвами и еле слышный шёпот ветра, шевелящего траву.
………..
Андрей вернулся в долину под вечер, когда небо уже наливалось предзакатным золотом, и тени от скал начинали ложиться длинными острыми клиньями по траве. Он неспешно подошёл к едва заметной расщелине, ведущей в пещеру, легко преодолел установленную им маскировку, и прошёл внутрь. Воздух в пещере по-прежнему сохранял слабый затхлый запах. Смесь своеобразной сырости, человеческой плоти, пыли и копоти от многократных костров.
Он глубоко вдохнул, слегка морщась, и принялся за работу. Сначала – мусор. В дальнем углу пещеры, где раньше валялись баулы и горшки, теперь остались лишь грязные остатки – оборванные ремни, прогнившие тряпки, обугленные куски дерева, пролитое нечто жирное и вонючее, что, похоже, было когда-то пищей. На полу скапливались кости – куриные, мелкие звериные, несколько рыбьих позвонков. Тут же валялись тряпичные обмотки, испачканные в засохшей крови, клоки шерсти и даже пара явно украденных, сломанных амулетов.
Андрей вытащил свой старый охотничий нож, закрепил на руке простую тряпичную повязку от пыли и запаха, и принялся всё сгребать в центр. Он работал молча, но методично, словно вычищал не просто пещеру, а оскорбление здравого смысла. Каждый обрывок ткани, каждый гнилой кусок, каждую кость он подбирал самодельными щипцами из каких-то длинных и тонких костей, чтобы не касаться напрямую. Даже жёсткие чешуйки какого-то мёртвого зверя он старательно сметал в холщовый мешок.
Затем началась сортировка и зачистка. Отдельно он собрал все предметы, содержащие металл или стекло, даже ржавые кольца и обломки керамики. Эти он складывал в отдельную тканевую сумку, чтобы потом сжечь вместе с органикой, а осколки, которые не поддавались огню, закопать отдельно.
После полной зачистки пещеры Андрей выволок мешки с мусором наружу, к месту, которое выбрал ещё днём, что располагалась в углублении у склона, скрытом среди бурелома и камней. Там он заранее вырыл глубокую яму, шириной в полтора метра и примерно такой же глубины. Землю выкладывал рядом в плотную кучу, укрыв сверху выдранным дёрном, чтобы можно было потом использовать, чтобы обратно закрыть эту яму.
Он сгрузил туда весь хлам, засыпал сверху пару слоёв засушенной травы и коры, а потом, для надёжности, наложил на всё это пару печатей самовозгорания. Когда пламя вспыхнуло, оно зашипело и треснуло, выбросив неприятный запах горелого сала, костей и расплавленных тканей. Огонь быстро охватил весь мусор, но пламя не поднималось выше уровня ямы. Так как Андрей позаботился об этом заранее. Он внимательно следил за тем, чтобы не оставалось ничего, что могло бы привлечь хищников или случайных духов разложения.
После того как всё догорело, он оставил пепел остывать, а сам пошёл обратно к пещере, вымыл руки у ручья, пополнил свои фляги, а затем, когда угли в яме полностью потухли, вернулся с лопатой.
Он засыпал всё содержимое в несколько слоёв – сначала землю, потом тщательно уложил обратно дёрн, чуть примял всё сверху и выровнял камнями. С первого взгляда даже искушённый следопыт не заподозрил бы, что здесь недавно копали. И тем более о том, что здесь что-то сжигали.
Когда всё было закончено, Андрей медленно выпрямился, вытер пот со лба и взглянул на долину. Над головами уже тускло разгоралось звездное небо, а сама пещера наконец перестала быть логовом мусора и воров, а становилась – пусть скромным, но его личным временным прибежищем.
Он вернулся внутрь и, впервые за день, почувствовал настоящее облегчение. Теперь в этих каменных стенах больше не пахло падалью и пылью. Теперь здесь начиналась новая глава – и его, и этой долины.
Спустя некоторое время, после окончания этой работы, Андрей сидел в глубине очищенной пещеры, рядом с аккуратно сложенными походными сумками и аккуратно развёрнутыми тканевыми ковриками, на которых он уже разложил часть собранных в пути трав, корней и минералов. Воздух внутри был теперь чист и прохладен – тяжёлый запах прежнего запустения окончательно ушёл, уступив место тонкому аромату лекарственных стеблей и горной свежести.
Он достал из своего пространственного браслета невзрачный, но надёжный котёл алхимика, отлитый из тёмного, матового сплава с тонкими, почти незаметными гравировками печатей устойчивости по краям. Этот котёл был первым настоящим алхимическим инструментом, который старый мастер доверил ему в те дни, когда ещё верил, что передаёт знания талантливому, но скромному ученику. Простая вещь – и в то же время символ. Тяжёлый, с увесистыми ручками и укреплённым дном, он был рассчитан на новичка. Прощал мелкие ошибки, сохранял нужную температуру, и держал давление.
Андрей провёл по поверхности котла пальцами, проверяя, нет ли трещин, пыли или повреждений от этого странного путешествия. Убедившись в том, что всё в порядке, он расстелил перед собой свиток с рецептами, написанный мелким каллиграфическим почерком его наставника. Края свитка были чуть потрёпаны, но всё ещё хранили тепло тех дней, когда алхимик обучал его искусству наедине, вдали от чужих глаз.
И сначала он занялся сортировкой растений. Разложив их на мягкой тряпичной подстилке. Корень чёрной ластницы, только что срезанный – ещё свежий, с тягучим соком, который уже начал темнеть на срезе. Он действовал как катализатор для укрепления структуры тела… Сушёные лепестки красного ша-гона – обжигающе-горькие, но их концентрат великолепно восстанавливал меридианы… Пыльца горной сверлицы, собранная утром – золотистая, мелкая как пепел. Усиливала внутренний поток ци, особенно в тех, кто пережил тяжёлые повреждения… Несколько кристаллических крошек железистого гематита, тщательно очищенных от лишнего налёта, что укрепляли кости и плоть… И, наконец, сердцевина ледниковой травы, которую он бережно выковыривал из стебля ножом, словно отделяя жилу серебра от жилы камня…
Каждый компонент он аккуратно взвешивал на маленьких каменных весах, уравновешивая меру, как того требовал старый рецепт. Дозировка была важна до последней крупицы. Так как, малейший перебор с гематитом – и пилюля станет слишком тяжёлой, и не