Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
— Переодевайтесь, господа! — голос старушки вновь стал нормальным. — Вас ждут великие дела!
Глава 4
Время до утра следующего дня мы провели в квартире.
Многие жильцы покинули жилье, оставив собственные вещи в шкафах и сундуках. Неприятно было играть роль мародеров, но выбора не имелось — требовалось сменить гардероб на более подходящий.
Мы с Григорием переоделись в простые, но добротные вещи: грубые башмаки, плотные куртки, рубашки, штаны. На головы нашлись кепки. В таком виде нас сложно будет отличить от обычных берлинцев.
Я был уверен, что нас уже ищут по всему городу. К счастью, поглядывая временами в окно, я не замечал особой активности в этом районе, но это ничего не значило. Сегодня прошерстят одну часть города, завтра доберутся до этой. Впрочем, я надеялся, что завтра нас тут уже не будет. Сейчас же было необходимо отдохнуть и набраться сил и нам с Гришей, и боевой бабульке, и даже Марте.
Весь вечер Матильда Юрьевна разговаривала со своей внучкой. Мы с Гришей не мешали им, развалившись на кроватях в соседней квартире. Входя время от времени за очередной порцией кипятка, я слышал негромкий спокойный голос, который пояснял, убеждал, рассказывал… но сильно сомневался, что на девушку подействует одноразовая лекция, пусть и от родной бабушки.
Как я понял, старая фрау Мюллер, или как там ее звали на самом деле, перебравшись в Германию много лет назад, сменила фамилию. После 1917 года она эмигрировала из Советской России уже в солидном возрасте, и ее дочь должна была знать историю семьи, а вот внучка… ее тогда еще не было на свете, а когда она родилась, то стала урожденной Мартой Мюллер, гражданкой Германии, а после и Великого Рейха, и знать не знала о своем происхождении, о том, что она русская по крови… Почему ей об этом не рассказали — другой вопрос, но он меня совершенно не касался — это личное дело Матильды и ее дочери, которой уже не было на этом свете.
Потом Матильда заглянула к нам, и я отправил Гришку подышать воздухом. Предстоял разговор.
— Как ваша внучка, оклемалась?
— Марта разумная девочка, но ее сознание… слишком одурманено пропагандой.
— А вы не пытались этому противостоять?
Матильда вздохнула и внезапно достала из кармана платья папиросу, ловко прикурила и, вздохнув, сказала:
— Моя дочь не хотела, чтобы в Марте осталось хоть капля русского духа, и я не могла ее переубедить. Виолетта… ей сильно не повезло в семнадцатом, она стала жертвой насилия… мы тогда бежали, прихватив лишь самое необходимое, но воспоминания остались.
— Но ведь вы…
— Потом, много лет спустя, еще до войны, я повстречала кое-кого из своих старых знакомых в Берлине. Вот только в то время они уже работали на советскую разведку.
— И вас завербовали?
Матильда Юрьевна усмехнулась:
— Да кому я сдалась, вербовать меня. Старая женщина, доживающая свой век. Нет, я сама предложила свои услуги. Понимаете ли, я, если можно так сказать, переосмыслила свой подход ко всему. Да, историческая линия была нарушена — монархический строй потерпел крах, на его место пришел молодой, жадный до крови советский человек, но этот человек оказался жадным и до свершений. Ему захотелось дотянуться рукой до звезд. Сломав все, он начал активно строить новое. А кто я такая, чтобы сопротивляться естественному ходу эволюции? Родину свою я люблю и никогда ее не предам.
Ее история была мне понятна, но теперь меня интересовали конкретные вопросы.
— Вы сможете передать посылку по назначению?
Матильда кивнула:
— Это просто. Я никогда не встречалась с резидентом, я лишь оставляла сообщения или посылки в определенном месте, а потом их забирали…
— И это место?
— Главпочтамт, арендованная ячейка номер сто два на имя господина Краузе. У меня есть ключ.
Сдавалось мне, на почту придется топать лично. Вряд ли Матильда Юрьевна сможет совершить сей променад. Она выглядела плохо: темные круги под глазами, слегка трясущиеся руки, хотя старушка и пыталась это скрыть, общая бледность — я все подмечал, вот только ничем не мог помочь.
— Город будет перекрыт, — вслух размышлял я, — у меня нет документов, кроме как на имя рапортфюрера, но ими пользоваться больше нельзя. Вы тоже не в состоянии выполнить миссию…
— Я нарисую вам схему, дойдете дворами. Нужно лишь положить посылку в ящик. Дальше уже не ваши заботы.
Коготок увяз — всей птичке пропасть. Отказаться, разумеется, я не мог.
— Сделаю. Прямо с утра и пойду.
— Почта работает с девяти часов.
Все нюансы были обговорены, но мы еще долго сидели, потягивая пустой кипяток. Матильда курила уже вторую папироску.
— Как вы думаете, — спросила она, — что будет дальше? Мир погибнет или есть шанс на спасение?
Я не мог ответить однозначно. То, что Германия падет, было очевидно, но вопрос показался мне более объемным, касающимся не только текущего состояния дел, но и будущего, проблем завтрашнего дня.
Я мог бы ответить лишь одно: мы, русские, давили, давим и будем давить гадов. Во все времена, под любыми масками и личинами.
Главное, не вообразить в какой-то момент, что лишь мы обладаем авторским правом на истину. Дебилами земля полна, и дураков с инициативами на всех хватит. Под лозунгами патриотизма они пытаются протолкнуть ересь и чушь, и я часто с этим сталкивался. Разумный подход должен победить, я в это верил.
— У России всегда будет враг, — сказал я, — слишком уж неудобна эта страна для всех. Не Европа и не Азия, сама по себе. Пытается дружить с соседями, но в итоге получает лишь очередной кукиш в кармане. Но пройдет сто лет, и мы, наконец, построим свой путь. Третий путь. И вокруг сплотятся те, кому надоели ложь и лицемерие. Врагов будет много — даже больше, чем сейчас. Вся Европа попытается противопоставить себя России, плюс развалившаяся на несколько частей Америка, которая, впрочем, будет искать лишь собственную выгоду. Мы устоим, и не просто устоим, но победим. Третий путь возможен — это единственно верное решение.
Старушка кивнула.
— Хороший выбор, жаль, не доживу.
— Давайте устраиваться на ночь, Матильда Юрьевна, — я отставил кружку в сторону. — Прошу, проследите за вашей внучкой. Не хочу, чтобы она доставила нам проблемы.
— Я все сделаю, молодой человек,
