Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт
Иоганн оглядел с высоты сеновала двор. Обернулось на пару секунд несколько человек вслед взбалмошной девчонке и опять своими важными делами занялись.
— Нужно идти к Матильде, — сам себе прошептал по старой привычке, говорить с самим собой Иван Фёдорович и стал очень аккуратно, не тревожа руку, рёбра и, тем более, нос спускаться по лесенке вниз.
Окликнули его, когда Иоганн уже из ворот замка выходил. Шёл эдакой ленивой походкой по двору, мол, скучно мне чего-то, пойти что ли на реку глянуть.
— Иоганн, тебя Александр с утра шукает! — раздалось за спиной с надвратной башни.
— Потом, Семён. Вернусь и найду его, — парень чуть ускорился, но так, чтобы на бегство это похоже не было. И не обернулся, чтобы его, без сомнения, синюю рожу не увидел боевой холоп отца.
Пронесло. Семён удовлетворился ответом. До центра Кеммерна, где стоял высокий бревенчатый дом колдуньи, было пару вёрст, и по жаре в полдень эта экскурсия для побитого мальчишки оказалась настоящим испытанием. Дико хотелось укрыться в тени и выпить кружку ледяного молока с погребца.
У дома Матильды, как, впрочем, и всегда, стояла небольшая очередь. Человек пять. Нет, не пять человек, а именно человек пять, так как один из очередников был без ног. Обрубки чуть ниже колен. Персонаж этот Иоганну был неизвестен. Возможно, из Риги… И как он три десятка вёрст мог на таких… ногах прошагать. Да тут несколько дней нужно. Или подвезли? Возможно. Не раздумывая и даже не собираясь спросить, кто к бабке Матильде крайний, хер Иоганн прошёл к крыльцу и потянул на себя дверь.
— Ты чего такой прыткий? — крикнул ему вслед инвалид на немецком, но парень, не оборачиваясь, и не снисходя до ответа, открыл дверь и шагнул в сени.
— А пришёл. Чего тянул, вчера ждала, — бабка Матильда на ведьму или там бабу Ягу с седыми космами и бородавками на всех местах не походила ни разу. Колобок такой добродушный розоволикий с соломенного цвета кудряшками. И лицо вполне миловидное и никаких бородавок или больших родинок.
Иван Фёдорович мысленно усмехнулся, представил себе рекламный проспект на избушке бабы Яги: «свожу бородавки, делаю пилинг» и цветная фотография этой колдуньи с бородавкой на носу.
— Спал, — решил резануть правдой по колдовству Иван Фёдорович.
— Ещё бы пару дней и так бы и остался с кривым носом. Садись в угол на скамейку, — колобок отвернулся от Иоганна и ткнул пальцем в закрывшую лицо девку, — Три глотка. Сделаешь четыре и сдохнешь.
Глава 4
Событие десятое
Девка чего-то пискнула — ойкнула. Иоганн не смотрел на неё, ну она и спиной к нему сидела теперь, чего на спину пялиться. Он на стены смотрел. Приковывали они помимо его воли внимание. Там всякие пучки трав, на полочках горшочки и плошки, а рядом черепа мелкие. Ни археологом, ни зоологом Зайцев Иван Фёдорович не был. Собачьи? Кошачьи? Крыс? Нет, не знаток. Зачем стоят на полках? Для человека из двадцать первого века ответ очевиден — это антураж. Эти маленькие былые черепа должны вызывать почтение к хозяйке этих хором, ну или склепа. Непонятное пугает, а страх способствует уважению. Черепа не одинаковые. И не только размерами отличаются, строение тоже разное. И зубы разные. У ближайшего чуть не на сантиметр вверх и вниз клыки торчали. Увеличь череп раз в десять и получится черепушка саблезубого тигра.
— Сюда теперь садись, — поглощённый созерцанием стен, Иван Фёдорович и не заметил, как девка исчезла. Матильда ткнула пальцем на скамью в углу комнаты. Там хрень деревянная стояла. Аппарат Ломброзо⁈ Дуга деревянная на стойке и крепления в виде клинышков, оббитых бархатом, рядом лежали. Садиться на эту скамью и то страшно, не то что голову в эту дугу пихать.
— Страшно, — так Иван Фёдорович и сказал. Правда она полезна в умеренных дозах.
— Нос вправлять надо, а то кривым будет… Да ты себя видел, неслух? — бабка сунула ему бронзовое или латунное полированное зеркало. Ну, так себе видимость, да ещё этот жёлтый спектр. Но рожа синяя почти вся, под глазами особенно, там чуть не чёрная и нос действительно на сторону завален. Боксёр!
— Матерь Божья!
— Не богохульствуй! Садись! — бабка Матильда перекрестилась и барончика, схватив за руку, запихнула в угол.
Иван Фёдорович глаза закрыл. Лучше не видеть процедуры. Кстати, он даже знал, как она называется. Видел в поликлинике на стене плакат. «Репозиция костей носа». Там была нарисована палка, что в одну ноздрю вставляется и пальцами нос ставился на место. А вот про обезболивание на том плакате ничего не было. И Матильда почему-то не спешила к нему со шприцем одноразовым, ладно, хрен с ним, пусть стеклянным многоразовым из СССР. Да и вообще не спешила. Иоганн один глаз приоткрыл. Колдунья стояла к нему спиной. Слышен был стук металла о керамику.
— Пей.
В руке у бабки была пиала серо-белого цвета, и это не краска, это белая глина — каолин. Строитель в голове со скошенным носом и синяком во всю харю возбудился. Каолин — это просто здорово. С него бы и начать, как положено в книжках, прогресорствовать.
От пиалки — чашки шёл вполне себе приятный запах. Растительный, цветочный? Ну, серой точно не воняло, не из Ада питьё. Кровью тоже… Стало быть и не из младенцев выкачано, хоть на вид и красновато-коричневое. Зажмурившись, Иоганн влил в себя довольной густую жижу. Итить-колотить! Это было горько. Прямо горько-горько. Как на свадьбе. Челюсти свело,
