Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов
— Чем, кстати, все закончилось с Шамилем?
— Ничем хорошим. Граф Толстой вновь оказался на высоте и сумел поставить Шамиля в отчаянное положение, воспользовавшись ошибкой султана. Тому бы Шамиля просто устранить, запуская хаос… Да, так было бы проще и лучше. Но нет, он посчитал себя достойным большего. Так или иначе, Шамиль собрал большой сход лидеров своего тариката, где поднял несколько щекотливых вопросов. Скорее даже провокационных. И на него напали. Выстрелили. Но поддетая под одежду кованая пластина защитила от пистолетной пули. А вот его политических противников на том сходе попросту вырезали. Он был к этому готов.
— Так значит, восстания не будет?
— Нет. Отступать Шамилю теперь больше некуда. Он свой выбор сделал. Нападение на него перед уважаемыми людьми легитимизировало расправы с его стороны. На текущий момент каких-то значимых фигур, которые стоят за борьбу с Россией в имамате, просто нет.
— В княжестве.
— Да-да. В княжестве. — поправился лорд Палмерстон. — Таким образом, русские обезопасили свой фланг.
— Может быть, мы признаем его титул и снимем обвинение? — поинтересовался принц Альберт.
— Мы упустили момент, когда это могло бы качнуть чашу весов в нашу пользу. Я предлагал это сделать до попытки дискредитации.
— Получается… — задумчиво произнесла королев Виктория.
— Да. Граф Толстой обыграл султана в этой дипломатической партии. Играючи. А нам бы стоило держать в уме, что, по словам очевидцев, он вместе с шестеркой своих телохранителей сумел перебить сотню горцев, попытавшихся его убить. Мистическим образом избежав подрыва на заминированном параходе.
— Звучит сказочно.
— Сильный и опасный колдун во всей своей красе, — развел руками виконт Палмерстон.
— Вы опять за старое? — процедил принц Альберт.
— Так, всё указывает на то, что он колдун и есть.
— Никогда более в нашем присутствии не произносите более этих глупостей, — холодно, буквально по словам произнес муж королевы Виктории.
— Как вам будет угодно, — поклонился лорд Палмерстон. — Возвращаясь к России. По оценкам Феликс цу Шварценберг они готовятся к войне. Их армия и флот — все переживают сильное преображение и обновление.
— Строятся новые корабли?
— Точных сведений у нас нет. Только слухи. И австрийцы говорят, что верфи русских активизировались. Чинят ли они старые корабли или строят новые — неясно. Но работы ведутся. Впрочем, новых вымпелов пока нет. Скорее всего, ремонтируются.
— А армия? Что с ней? Сокращение численности продолжается?
— О! Они там затеяли много всего. Например, из-за снижения численности и производства большого количества селитры появилась возможность усилить стрелковую подготовку. По непроверенным данным в линейной пехоте в этом году отвели по пятьдесят действительных выстрелов на солдата[1]. Не считая жесткой муштры на ружейные приемы. Улучшилось снабжение, обмундирование и кормление. Сейчас идут какие-то согласования по военному министерству. Как считают в Вене, готовится переход на новое обмундирование, выработанное по итогам Кавказской войны.
— Звучит скверно.
— Мы ожидаем завершение приготовлений русских к 52-ому, может быть, к 53-ему году. Это и выведение выучки пехоты на прусский уровень. И новое обмундирование. И новая артиллерия. И приведение в порядок кораблей, во всяком случае Черноморского флота. Как вы понимаете, это говорит об их желании совершить нападение на Османскую империю в указанные годы.
— А что эта история с какими-то туземцами, которых русские вывозят у нас из Новой Зеландии? — поинтересовалась королева Виктория.
— Насколько я смог понять, граф Толстой договорился с несколькими племенами маори и переселяет их на Черноморскую линию. Поближе к беспокойным черкесам.
— Зачем?
— Мне сказали, что найти более безумных и кровожадных людей на планете, чем маори едва ли получится. Вот он и решил таким образом компенсировать неуправляемость черкесов. К тому же маори — людоеды и язычники. Что едва ли добавить им добрососедства с черкесами.
— Он с ума сошел⁈ — воскликнул принц Альберт.
— Он? Вы же запретили мне отвечать честно на этот вопрос. Но согласитесь — изящно. Какими бы ни были храбрецами черкесы, все одно — людоеды под боком — это аргумент. Даже если ты сильнее и отважнее, умереть в бою — одно дело, а быть съеденным — совсем другое.
— А они не боятся, что они повернутся против них самих?
— Там интересный договор, по которому все служащие императору считаются их родичами, и их есть нельзя.
— Какой затейник! — покачал головой принц Альберт. — Нам надо бы тоже маори завести в Ирландию и Шотландию.
И глянул на лорда Палмерстона в упор.
Тот, впрочем, не отреагировал никак. Ибо давно дистанцировался от своих ирландских корней. Ну сожрут маори ирландцев? И черт с ними. Его это едва ли беспокоило. Себя он воспринимал британским лордом, а не ирландским аристократом.
Прошла минута.
Министр иностранных дел Великобритании продолжал невозмутимо смотреть на мужа королевы. Подобострастно и услужливо, но в меру. Как и положено для матерого дворецкого или иного слуги высокого ранга.
— Что-то много этого графа… не находите?
— Он обладает удивительным влиянием.
— Почему?
— Вы же сами мне запретили.
— Ну хорошо. Изложите свое мнение. Один раз я вас выслушаю, если это будет, конечно, не причитания в духе «колдун-колдун».
— Святой престол получил дарственную, подписанную мною с сопроводительным письмом. Там стояло подпись: Великий магистр Тамплиеров' и инициалы LC.
— Серьезно?
— Это их и заинтересовало. Они бы иначе ей не придали значения.
— А LC это кто?
— Всю эту выходку прокручивал лично граф Толстой. Лев Толстой. На латыни это будет звучать как LeoCrassus.
— Оу… — покачал головой принц Альберт.
— Вы думаете это не шутка? — переспросила королева.
— А вы думаете, что уничтожение наших агентов и бурное развитие России случайно? Граф оговорился, прямо заявив, что мы разбудили какую-то древнюю силу, которая старалась стать лучше. Если предположить, что он действительно великий магистр того старого ордена, то это объясняет многое, включая его связь со сверхъестественными силами, колдовство, и удивительное влияние на императора.
— Да-а-а-а… — покачал головой принц Альберт. — Я, пожалуй, зря вам разрешил высказывать это мнение. Мне страшно за вас. Быть может, на вас так сильно повлияла события годовой давности?
