Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648
«Значит, слухи уже пошли. Карпов постарался».
Это было как удар, но не в том смысле, который можно было бы воспринимать как физический. Это было ощущение того, что его существование теперь не его собственное, а общее, коллективное, которое решает, как он будет себя вести, как он будет действовать. Мир, в котором его решения теперь не его, а чьи-то ещё. Тени, которые не позволяли ему дышать, замкнутые взгляды, которые стягивали его внутри, и — самое главное — ощущение, что его делают не только объектом наблюдения, но и объектом судьбы.
Он шёл по коридору и каждый шаг становился тяжёлым, как если бы он тащил за собой груз. Взгляд, который он ловил, был неприязненным, но не открытым. Это был взгляд наблюдения, исследования. Их не было много, но именно это молчаливое наблюдение было самым ужасным — оно говорило о том, что его шаги уже не являются его собственными. Мирослав пытался сохранить свой спокойный вид, но внутри что-то менялось. В то время как все эти люди — эти омеги, альфы, — продолжали идти по своим делам, он уже не был среди них. Он уже был не один. И всё это ощущение надвигавшегося, неясного ужаса становилось всё более очевидным.
Он знал, что они за ним наблюдают. Всё, что он делал, теперь было взвешено, посчитано. И даже если он не мог сразу понять, что именно, то он точно знал, что за ним следят. И с этим знанием его жизнь уже не была его.
Мирослав шёл по утренней Москве, и весь мир казался ему каким-то чужим, необъяснимым. С каждым шагом его кожа ощущала, как мрак этого города сгущается вокруг. Утро было как всегда — трамваи с грохотом проезжали по рельсам, прохожие спешили в свои дела, торговцы вешали свежие газеты на углу, но для него это утро уже не было таким, каким оно всегда было. Он чувствовал, как невидимая рука оплетающая его пространство, сжимает, как тесная клетка. Он знал, что этот день не будет таким простым. И знал, что в воздухе витает не просто тревога, а что-то гораздо более зловещее.
На углу, в тени одного из зданий, стоял Николай. Он не выделялся, казалось бы, был таким же частью улицы, как и все остальные, но Мирослав заметил его с первого взгляда. Напряжённая осанка, руки в карманах, как будто он старался скрыть нечто важное, нечто большее, чем просто страх. Его взгляд был скрыт, но Мирослав всё знал, знал, что тот чувствует нечто, что и сам Мирослав не мог назвать. Это было что-то, что не позволяло ему расслабиться, что не давало возможности думать, как раньше.
Когда их взгляды встретились, Николай, казалось, выдохнул. Это было не просто облегчение, это было избавление от какого-то бремени, которое он, возможно, сам не осознавал, но которое преследовало его, сжимало его в этих нелепых, неизбежных рамках. Мирослав почувствовал этот момент, когда Николай наконец перестал скрывать своё напряжение, но, несмотря на это, его лицо осталось таким же непроницаемым, как и прежде. Он сделал вид, что просто курит, но для Мирослава стало очевидно — все эти мелкие детали, как прижатые губы, взгляд, скрывающий тревогу — всё это создавало не просто напряжение, а чувство, что сейчас они оба стоят на краю чего-то. Как будто в любой момент мир может развалиться, а они останутся в нём лишь тенью, отброшенной на фоне уже исчезнувших истин.
Николай, выдыхая дым сигареты, заговорил, и его голос был таким, что его слова казались почти шёпотом, едва заметным, но настолько весомым, что Мирослав едва успел осознать его смысл.
— Они уже следят, — произнёс он тихо, но эти слова были как приговор, как откровение, которое сразу стало тяжким грузом на груди Мирослава.
Мирослав не ответил. Он не мог ответить. На его коже, в его теле тут же забилось что-то холодное, инстинктивное. Это не был страх в том, что его могли увидеть. Это был страх перед тем, что они уже знали, что он не скрывается, что его присутствие уже для них — не вопрос. Что они смотрят на него так, как на добычу, готовую быть оценённой, уничтоженной, если нужно. И это не было неожиданностью. Он знал, что так будет, он чувствовал это. Но теперь, когда это стало реальностью, когда он услышал подтверждение, его тело затряслось, как от холода.
— Как быстро, — сказал он, едва сдерживая голос.
Он почувствовал, как внутри его начинает нарастать что-то мучительное — ответ на вопрос, который был слишком труден для ответа.
Николай бросил сигарету в урну, и его взгляд стал ещё более напряжённым, как будто весь его облик вызывал острые углы, резкие линии, не давая места для сомнений. Он был здесь, с ним, и всё было слишком ясно. Мирослав уже знал, что никакие скрытые углы не спасут. Они не дадут ему ни одного шанса уйти незамеченным.
— Ты удивлён? — спросил Николай, его тон был полон горечи, как будто он сам, возможно, был тем, кто переживал за всё это, но не мог ничего изменить. — После того, как ты отказался принять их условия? Они ждут, куда ты пойдёшь, с кем заговоришь.
Его слова повисли в воздухе, и Мирослав почувствовал, как изнутри его подталкивает не просто страх. Это было ожидание. Это было осознание, что теперь его жизнь уже не принадлежала ему. Она была под контролем тех, кто знал, как двигаться, кто понимал, как манипулировать этим миром. Кто мог наблюдать за ним, как за марионеткой.
— Сегодня — день проверки, — сказал Николай, словно подытоживая, словно его слова не были просто предложением, а неизбежной судьбой, которая не оставляет ему выбора.
Мирослав был не в состоянии ответить. Он просто стоял, сжимая пальцы в карманах, и чувствовал, как его тело начинает сдавливать это чувство невыносимого давления. Его инстинкты подсказывали ему одно: если он проявит хоть малейшее сомнение, он
